I
Чай, наверное, совсем остыл. Пар из калебасы уже не курился. Теперь она отвечала безмолвием, словно кратер потухшего вулкана. Кроме тех двух глотков, я так больше и не отпил ни разу, но продолжал держать калебасу. Теперь ее бока грелись теплом моих ладоней. Вдруг дверь кухни неожиданно открылась, со скрипом, от которого я вздрогнул.
На пороге появилась женщина, маленькая, с тонкими, чуть неправильными чертами лица – открытого, исполненного какой-то внутренней решимости. Сквозившая в ее взгляде решимость в сочетании с неуловимой дисгармонией в области губ и носа делали ее лицо необъяснимо привлекательным. Волосы, такие же черные, как у Алехандро, стянутые в тугой клубок на затылке, словно обтягивали верх ее аккуратной головки сделанной из винила шапочкой, разделенной посередине пробором. Эта прическа очень шла ей, как, впрочем, и футболка с короткими рукавами и джинсы – к ее маленькой, но правильной, женственной, будто точеной фигуре.
Молча кивнув нам в знак приветствия, она, ни на миг не замедлившись, по-хозяйски прошла к нашим матрасам. В руке, такой же тонкой и смуглой, как и лицо, она держала дымящийся чайник. Замерев, она выжидающе остановила на мне взгляд и держала его до тех пор, пока я, спохватившись и бормоча извинения, не протянул ей тыковку. Тогда она перехватила другую руку и, взяв калебасу, аккуратно влила внутрь кипяток.
Я содрогнулся: тыльная сторона левой ладони, почти до самого локтя, была вся обезображена круглыми точками ожогов. Следы от потушенных сигарет?! И ногти. На правой и на левой руках, некоторые из кончиков пальцев, тонких и изящных, словно пустые глазницы, зияли отсутствием ногтей. Впрочем, на оставшихся маникюра у женщины не было.
Всё это время Алехандро неотрывно смотрел на нее. Вернее, это следовало назвать любованием. Уже несколько минут перед ее появлением мы сидели в томительной тишине. Алехандро, будто забыв обо мне, молчал о чем-то своем, такой же потухший, как калебаса в моих руках.
Теперь он преобразился, глаза его вновь заблестели, как родники, что наполнились живой родниковой водой. Направляя дымящееся серебро тонкой струи точно в горлышко, женщина несколько раз оглянулась на Алехандро. Удивительно: струя воды из длинного носика чайника при этом ни разу не дрогнула, не задела обитые металлом края калебасы. Этот немой разговор двух взоров под журчание воды лучше всего говорил об их отношениях.
– Познакомьтесь, это Мария, – произнес Алехандро после того, как женщина поставила тяжелый чайник прямо на пол. Она с готовностью и открытой улыбкой протянула руку, ту самую, которой наливала воду. Тонкая, сухая и твердая ладонь решительно пожала мою. Умные, выразительные, лишенные малейшей косметики глаза оказались такие же нежно-зеленые, как изумруды весенних каштанов. На женщине не было никаких украшений.