Крестьянин, одетый в белое (они так заранее договорились, чтобы солдаты издали видели «своего») о чем-то переговорил с негром, шедшим впереди, и поспешно повернул назад. Только он удалился, как негр, высоченный, широкоплечий, ступил в воду. За ним двинулись и остальные. Холодный озноб прошел по спине каждого, кто с суеверным страхом следил, как партизаны – один за другим – ступают на водную гладь брода Йесо. Ещё бы, ведь это они – вездесущие призраки, которых крестьяне прозвали «духами сельвы». А рядовые – почти все были из кампесинос…
В течение почти года партизаны наводили ужас на армейские батальоны. Вот и сейчас, когда всех их поделили между собой десятки прицелов, казалось, один неосторожный шорох, и они исчезнут, растворятся в спасительных зарослях.
Впередсмотрящий уже почти достиг середины реки, когда вся группа вошла в воду. Только тут солдаты убедились, какой он огромный и как черна его кожа. Внимательно, как ягуар, готовящийся к прыжку, он высматривал, прощупывал противоположный берег, и каждому из затаивших дыхание, намертво прижавшихся щекой к прикладу, сросшихся глазом с прицелом своей винтовки, показалось, что он смотрит прямо ему в глаза. Это был Браулио – добродушный и неутомимый гигант Исраэль Рейес. В левой руке он сжимал автомат, а в правой – мачете.
Вода подступала ему почти до пояса. Вода! Спасительная прохлада журчала вокруг, безвозвратно смывая с ног километры мучительных переходов, боль и усталость. Смывала страдание… Вода была так восхитительна, что Рейес не удержался, наклонившись, чтобы сделать несколько жадных глотков. Это и спасло его от первого шквала огня. Пули ударили отряду в лицо, как порыв огненного ветра.
Стрельбу открыли без команды. У одного из солдат сдали нервы, и следом струна оборвалась на каждом спусковом крючке… Выстреливший солдат упал, сраженный ответной очередью Браулио. Но тут же сразу несколько очередей из разных точек пересеклись на груди и животе чернокожего партизана. Ряды пуль, как стальные, пущенные со страшной скоростью тросы, впились в мускулистое тело и принялись рвать на куски человеческое мясо. А кровь под его черными, словно из отполированной бронзы отлитыми мускулами оказалась алой-преалой, а мясо и кожа, ошметками падавшие в реку, тут же окрашивали воду красным цветом. Зеркало брода дель Йесо вдруг разверзлось пучиной, раскрыв во всю ширь свою искаженную, дрожащую от нетерпения пасть. Одного за другим эта пасть заглатывала партизан, чавкая розовой пеной, брызгая и отфыркиваясь кровавой слюной, вновь и вновь пережевывая их тела молохом пулеметов, клацая челюстями винтовок.