Джерисон достаточно близко сошелся с Альтресом Лортом. Пока маркиз Лосан болел, он исполнял обязанности посла, отписывался его величеству, бывал при дворе…
Миранда — та просто от принцесс не вылезала. К большому удовольствию обезьянки Мими и большому неудовольствию придворных дам.
Обезьяны — они чинов и титулов не понимают, уважения не выказывают, а блох на человеке, к примеру, поискать могут. Или фруктом кинуть.
Или стащить что…
А жаловаться…
Милии?
Та слишком добрая.
А регенту просто страшновато. Поди, пожалуйся… голову бы потом спасти.
* * *
Робера Альсина казнили тихо.
Мучительно, но без огласки — посадили на кол во дворе темницы. Когда Альтрес уверился, что ничего больше из герцога не вытянешь, а еще немного и этот огрызок человека (а что там может еще остаться после пыток?) утратит последний рассудок, он распорядился о казни.
Герцог мучился несколько дней.
Может, это и негуманно, но Альтрес зашел несколько раз посмотреть на негодяя.
История, начавшаяся давным-давно, завершалась. Кровью и болью.
Жалеть Альсина?
Вот еще не хватало…
Герцогство разделили на несколько частей и пожаловали верным людям, герб перевернули, вычеркнули из Золотой Книги, а могилу герцога обильно посыпали солью.
Альтрес считал, что этого еще мало.
Он признавал право на месть и за Альсином, и за Альбитой, он мог понять их.
Но — не принять.
Не оправдать и не простить. И уж тем более, не отпустить восвояси.
Мало ли перед кем Гардвейг виноват? Что ж теперь, всякий раз бунт устраивать? Сколько горя и боли они принесли, сколько людей погибло, сколько могло бы погибнуть…
Если бы Альсин попробовал просто убить короля, Альтрес понял бы. Достал бы кинжал, да и ударил. Была возможность.
А вот так…
И уж тем более, не виноваты ни Милия, ни дети.
Все сложилось так, как сложилось. Так тому и быть.
* * *
В начале зимы ативернцы отправлялись домой.
Дети попрощались заранее, а Альтрес Лорт лично провожал кортеж до крепости Шедар. Решил выказать уважение.
Уезжала выздоровевшая принцесса Мария.
Гадкая рана, хоть и свалила ее в постель больше, чем на месяц (а вот не надо было вскакивать и на коронацию мчаться!), но девочке повезло.
Сильного воспаления не было, даже шрама почти не осталось.
То же можно сказать и о Ройвелях, Элонтах, Лосане…
Им повезло.
Никто не умер, не остался калекой, Лиле удалось более-менее справиться с последствиями… шрамы, конечно, останутся. Но — и только.
В Уэльстере о ней оставалась добрая память.
Королевский госпиталь, названный в честь невинно убиенного Гардвейга. Вылеченные люди, кое-как, но выученные докторусы, теперь им предстояло повышать свою квалификацию самостоятельно.