— Я не знал, — Ричард покачал головой.
Олав вздохнул.
— Я знал, но не думал, что все настолько серьезно. И когда у вас началось… он был в бешенстве.
— Жаль, я его не убил раньше.
— Жаль, — согласился Олав. — Побудь с ней сейчас. А вечером приходи на пристань.
Ричард кивнул.
Олав ушел, и порадовался. Тихо, про себя.
Про сестру Ричард не спросил. И это радовало, потому что сказать ничего Олав не смог бы.
* * *
Вечером на пристани было людно.
Пришли все, кто был в этот день в гостях у Хардрингов.
Все вирмане стояли босиком. В знак прощания.
Такой обычай.
Босые ноги, распущенные волосы.
Ричард стоял во всем зеленом, но босой, в знак солидарности. Все с оружием, у женщин в руках факелы.
Олав руководил церемонией.
Мертвые тела вносили на корабль, укладывали рядами.
Никто не плакал. Не слышно было ни криков, ни стонов…. Ричард помнил, как показывали горе у него на родине. Как кидались вдовы на гроб, как рыдали, утирая слезы.
Здесь этого не было.
Если кто-то и плакал, то молча.
Стояли и молчали дети. Стояли, стиснув зубы, мужчины, которые остались в живых.
Тиру Ричард внес на корабль сам. Последний раз прижал ее к себе, последний раз коснулся губами светлых волос. Завернул ее в свой плащ, подумал минуту…
Потом снял с руки браслет с бриллиантами и надел на руку Тиры.
Пусть она уйдет в вечность его женой.
Что там будет после смерти, как… пусть их души встретятся. Хотя бы там.
Кто-то коснулся локтя Ричарда.
Труди.
— Вот, возьми.
В руку Ричарда лег тяжелый медальон. Кажется, серебряный.
— Я…
— Возьми — и уходи.
В руке женщины был факел. Светлые волосы распущены и развеваются ветром с моря.
— Прощай… сын.
Ричард несколько секунд смотрел непонимающе. Потом сообразил.
— Но… нет!
— Да. Это мое право, сынок. Прощай и помни — она тебя любила. Больше жизни.
Ричард медленно опустился на одно колено и коснулся губами руки Труди.
— Я буду помнить. Всегда.
Теплая материнская рука взъерошила его волосы.
— Прощай, сын.
* * *
Ричард спустился с корабля. И заметил на нем несколько людей. Посмотрел на Олава, стоящего рядом.
— Это… то, о чем я думаю?
— Это их право, — Олав смотрел понимающе. — Для вас это дико, да. Но если человек не может оставаться на этой земле? Если его здесь уже ничто не держит, а ТАМ его ждут?
Ричард медленно опустил голову. Он понимал.
Он слишком хорошо понимал.
Корабль уходил от берега, и все жарче разгорался на нем костер, политые маслом доски вспыхнули почти сразу, занялись дымным пламенем, и в этом пламени уходил и сам Ричард.
Молодой, веселый, тот шалопай, который пил и гулял некогда с Джерисоном.
Что-то выгорало в нем наглухо.