рассеивается от музыки, как туман от солнца. Но то, что в один прекрасный день от цивилизации, демократии, как туман от солнца, в свою очередь рассеется музыка, ему и во сне привидеться не могло…
Данной книге — может путано, тяжело, нечётко, но именно это и только это составляет содержание её страхов. «Finis musicae» — где-то тут промелькнут эти слова, они лишь сновидческий символ демократии. Прогресс от музыки к демократии — именно о нём речь там, где говорится о «прогрессе». Если же наша книга утверждает и пытается показать, что Германия в самом деле стремительно и неудержимо движется в направлении к этому прогрессу, так это пока лишь риторическое средство обороны. Ибо она очевидным образом борется с этим прогрессом, оказывая ему консервативное сопротивление. Весь её консерватизм на самом деле лишь отповедь, вся её печаль, полулицемерное отчаяние, слёзы, пролитые на груди романтизма, «сочувствие смерти» — тоже. Она отвергает прогресс вообще, чтобы отвергнуть по крайней мере этот; она неразборчива в аргументах и даже вступает в откровенно сомнительные альянсы; она атакует «добродетель», забрасывает цитатами «веру», вызывающе высказывается о «человечестве» — и всё только для того, чтобы составить оппозицию этому прогрессу: движению Германии от музыки к политике.
К чему такие усилия? К чему небезопасная, компрометирующая каторга, галера в виде этой книги, которой никто от меня не требовал, никто не ждал, за которую я не получу ни полслова благодарности, уважения? Так не хлопочут о том, о чём хлопотать нет потребности, до чего тебе нет дела, о чём ты не имеешь ни малейшего представления, что не несёшь в самом себе, в крови. Я сказал, что у Германии есть враги в городских стенах, то есть союзники и пособники мировой демократии. А может, это повторяется и в малом, может, и в моём собственном консервативном нутре притаились элементы, подталкивающие Германию к «прогрессу»? Вдруг моя суть, моё — насколько о нём можно говорить — влияние далеко не полностью совпадают с моей мыслью, взглядами? Может, предназначением части моего естества было и остаётся содействие продвижению Германии по направлению к тому, что на этих страницах не в самом точном смысле слова именуется «демократией» (и с равным избирательным правом связано лишь на поверхности)? В таком случае что это за часть? Вероятно, литературная? Ведь литература — повторим ещё раз то, что понимаем! — литература в основе своей неотделима от демократии и цивилизации, а ещё точнее: это одно и то же. Но тогда я консервативно