Лишь второй из моих сыновей, Уингейт, сумел преодолеть ужас и антипатию, вызванные столь внезапной переменой. Да, он чувствовал, что я стал для него чужим, но в свои восемь лет не терял веры в то, что мое прежнее «я» снова вернется. Когда это действительно случилось, он отыскал меня, и суд решил, что я вправе опекать его. В последующие годы он помогал мне в исследованиях; теперь ему тридцать пять лет, и он стал профессором психологии в Мискатоникском университете. Но меня не удивляет тот ужас, что я будил в сердцах тех, кто окружал меня в те дни, – не было никаких сомнений в том, что разум, голос и облик существа, очнувшегося 15 мая 1908 года, не принадлежали Натаниэлю Уингейту Пизли.
Не стану предпринимать попыток поведать о своей жизни с 1908 до 1913 года, так как читатель, подобно мне, может ознакомиться с ее подробностями, изучив старые газетные архивы и научные журналы. Обретя возможность распоряжаться своим состоянием, я тратил его неспешно и в целом разумно – путешествуя и обучаясь в разнообразных университетах. Все мои поездки объединяло то, что я отправлялся в самые отдаленные и уединенные уголки земли. В 1909 году я провел месяц в Гималаях, а в 1911-м привлек всеобщее внимание тем, что отправился с караваном верблюдов в неизученные уголки Аравийской пустыни. Я так и не сумел узнать о том, что происходило со мной в дни тех странствий. Летом 1912 года я нанял корабль и отправился в Арктику, на север от Шпицбергена, вернувшись в крайнем разочаровании. Позже в том же году, превзойдя как предшествующих, так и последующих исследователей, я провел несколько недель в обширном комплексе известняковых пещер в Западной Виргинии – во мраке этих запутанных лабиринтов моих следов теперь не отыскать.
Мое пребывание в университетах ознаменовано невероятно быстрым усвоением материала, словно вторая личность обладала интеллектом неизмеримо большим, чем я сам. Также я обнаружил, что скорость моего чтения и усвоения знаний феноменальна. Каждую книгу я мог детально изучить, пробежав ее глазами, пока быстро листал страницы, мгновенно интерпретируя сложные метафоры самым поразительным образом. Время от времени распространялись почти отталкивающие слухи о силе, с помощью которой я влиял на мысли и волю людей, хотя старался пользоваться этим даром как можно реже.
Дурные толки иного рода приписывали мне сношения с лидерами оккультных обществ и учеными, заподозренными в связях с безымянными сборищами гнусных жрецов, поклонявшихся древним богам. Истинность их в то время не была доказана, но не было сомнений в том, что они появлялись благодаря предмету моего чтения – редкие книги в библиотеках нельзя взять тайно. Конкретным их доказательством, впрочем, являются заметки на полях – подробнейшим образом я изучал