Их действия, вполне безобидные, вселяли в меня куда больший ужас, нежели их облик – нельзя спокойно наблюдать за тем, как чудовища ведут себя подобно людям. Они со знанием дела передвигались по величественным залам, снимали книги с полок и клали их на огромные столы или наоборот, а иногда старательно что-то записывали при помощи стержней, напоминавших ручки, сжимая их в зеленоватых щупальцах, свисавших с головы. Гигантские клешни использовались для переноса книг и общения – речь их состояла из щелкающих и скрипящих звуков. Они не облачались в одежды, но носили подобие ранцев или рюкзаков, закрепленных на верхушке конуса. Обычно голова и шея располагались на том же уровне, но нередко они поднимали ее или опускали ниже. Остальные конечности за ненадобностью покоились по бокам тела, укоротившись до пяти футов. По скорости их чтения, письма и обращению с аппаратами на столах (по всей видимости, управлявшихся силой мысли) я заключил, что их интеллект неизмеримо превосходит человеческий.
Затем я стал видеть их повсюду: они толпились в коридорах и обширных залах, обслуживали исполинские машины в сводчатых подземельях и мчались по просторным дорогам в гигантских автомобилях, напоминавших корабли. Я перестал их бояться, так как они совершенно естественно вписывались в окружающий мир. Стали проявляться их индивидуальные особенности; некоторые держались несколько замкнуто. Выглядели они одинаково, но друг от друга и от остальной массы они отличались жестами и повадками. Сквозь пелену сновидений мне казалось, что они почти все время что-то писали, но никогда не использовали привычное для большинства особей криволинейное иероглифическое письмо. Мне даже почудилось, что несколько раз я заметил, как кое-кто пишет знакомыми латинскими буквами. Почти все они работали куда медленнее остальных существ.
Все это время я сам принимал участие в этих снах в качестве бестелесного сознания и мог видеть куда больше, чем собственными глазами; мне была дарована полная свобода передвижения, но в пределах улиц и разрешенной скорости. Признаки наличия собственного тела не тревожили меня вплоть до августа 1915 года. Слово тревожили я употребляю намеренно, поскольку первая фаза восприятия своего тела в сновидениях была связана с абстрактным, нескончаемым ужасом. В течение некоторого времени во сне я старался не смотреть на свою телесную оболочку, и я помню, сколь рад был полному отсутствию зеркал в причудливых залах. Больше всего меня беспокоило то, что на столы высотой не менее чем в десять футов я смотрел сверху, а не снизу.