Долгий полет на крыльях сквозь пустоту… не могу преодолеть вселенную света… воссоздан мыслями, уловленными в Сияющем Трапецоэдре… шлю его через чудовищные пропасти свечения…
Меня зовут Блейк – Роберт Харрисон Блейк, проживаю по адресу: штат Висконсин, Милуоки, Восточная Кнапп-стрит, дом 620… Я на этой планете…
Смилуйся, Азатот! – молнии уже не вспыхивают… ужасно… вижу с помощью какого-то чудовищного способа восприятия, и это не зрение… свет это тьма, тьма это свет… все эти люди на холме… патрули… свечи и амулеты… их священники…
Больше не чувствую расстояний – далеко все равно что близко, близко – то же, что далеко. Нет света… нет стекла… вижу колокольню… и башню… и окно… слышу… Родерик Ашер… я безумен или схожу с ума… тварь пробудилась, возится в башне… я – это она, она – это я… хочу выйти… должен выйти и объединить силы… Оно знает, где я…
Я – Роберт Блейк, но я вижу башню во тьме. Отвратительная вонь… чувства преобразились… обшивка на башенном окне трещит, подается… Йа… нгай… иггг…
Вижу его… он идет сюда… адский ветер… исполинское пятно… черные крылья… храни меня Йог-Сотот… Тройной горящий глаз…»
1935
Четверг
3 ноября 1927
Дорогой Мелмот[28]!
…Значит, ты занят тем, что копаешься в темном прошлом этого несносного юнца азиата, Вария Авита Бассиана? Пф! Мало кого я презираю сильнее, чем этого проклятого сирийского крысеныша! Сам я вновь вернулся во времена Древнего Рима, от корки до корки прочитав «Энеиду» в переводе Джеймса Роудса[29], в который никогда ранее не заглядывал, меж тем он наиболее близок к П. Марону[30], чем любая из стихотворных версий, когда-либо попадавшихся мне, включая неопубликованный труд моего покойного дяди, доктора Кларка[31]. Время, проведенное за Вергилием, наряду с размышлениями о духах в канун Дня Всех Святых с его ведьмиными шабашами в горах, в ночь минувшего понедельника родило во мне столь божественно ясный и живой сон о Древнем Риме, сколь колоссальна была тень сокрытого в нем ужаса, и я истинно предполагаю, что однажды воплощу его в художественном произведении. Подобные сны часто являлись мне в юные годы – военным трибуном я следовал за божественным Юлием по всей Галлии, – но последний из них я видел так давно, что этот оставил во мне впечатления невероятной силы.
То был пылающий закат, или предвечерье, в крохотном захолустном городке Помпело[32], у подножия Пиреней в Ближней Испании. Должно быть, это было в годы поздней республики, так как провинцией вместо назначенного Августом пропретора[33] все еще правил сенатский проконсул