Назначение в музейный совет совпало с приглашением на обед с президентом Картером и первой леди в Белом доме. Через тридцать лет после прибытия в Америку бывший нищий беженец Зигги теперь был гостем президента США на официальном обеде.
В процессе создания USHMM страсти просто кипели. Должен ли быть предел в изображении ужасов? Должны ли бунты и вооруженное сопротивление, подобные восстанию в Варшавском гетто, играть ключевую роль в нарративе музея, как в израильском музее Холокоста – Яд ва-Шем? Нужно ли размещать на стенах музея слова Гитлера? Какой исторической последовательности следует придерживаться при изложении истории Холокоста? Включать ли в число экспонатов человеческие волосы или для посетителей это будет уже чересчур? Что говорить о роли США? Должна ли экспозиция ограничиваться лишь ролью США как страны-освободительницы или следует включить и примеры, доказывающие безразличие американцев к уничтожению еврейского населения в Европе?
«Для военного командования США, – говорил историк Дэвид Уайман, – европейские евреи представляли собой чуждую проблему и были нежеланным бременем». Он подчеркивал (как много раз делал и Зигги), что ВВС США «могли полностью уничтожить камеры смерти в Освенциме». Должен ли этот трагический факт найти свое отражение в числе постоянных экспонатов?
Из всех проблем, связанных с наполнением музея, наиболее сложным был вопрос о том, чью память, собственно, следует почтить: только евреев или и других жертв нацистов? Если второе, то кого именно и в каких масштабах?
«Визель больше всего боялся, что музей предаст само еврейство жертв, память о них, – говорил Беренбаум, руководивший планированием в первые годы. – Нужно помнить, что в то время выживших узников беспокоил вопрос не только о том, кого нужно помнить, но и о том, не забудут ли о самом Холокосте. Речь шла не столько о личном бессмертии, сколько о памяти о самом событии. Эти люди некогда лишились всего, что только можно представить, и возможность того, что о геноциде еврейского народа могут забыть, просто сводила их с ума. Если Зигги и проявлял когда-либо агрессию, то можно сказать, что он агрессивно отстаивал сосредоточение музея именно на еврействе жертв Холокоста».
По ключевому вопросу – чью историю должен рассказывать музей – Зигги четко изложил свою позицию перед членами совета. «Худшее, что может произойти, – это сравнение Холокоста с чем-либо еще, – сказал он. – Холокост – это совершенно особенный, уникальный опыт. Конечно, убивали не только евреев. Конечно, мы должны помнить, что на войне погибли миллионы христиан. Но Эли не зря говорит: “Хотя не все жертвы были евреями, все евреи были жертвами”. Вот в чем отличие».