«Кадеты не поняли меня, – ответил Зигги, – когда я сказал им, что, насколько мне известно, из полутора тысяч учеников моей школы выжил только я. У них не укладывалось в голове, что я попал в те десять процентов немецких евреев, которым удалось выжить во время Холокоста, что эсэсовцы убили пятьдесят девять членов моей семьи, включая трех братьев, сестру, семилетнего племянника и двухлетнюю племянницу».
Затем он обратил внимание на другое. «Это те же самые эсэсовцы, которым на следующей неделе президент Рейган собирается воздать почести. Барри, вы знаете меня уже довольно долго, так что поймете, почему мне не очень хочется говорить о себе сейчас, когда все, что я испытал, отходит на второй план по сравнению с тем, что планирует президент США».
«Простите меня, Зигги, – сказал Фарбер, – я не понимал ваших эмоций».
«Барри, для меня это худший момент со времен освобождения. Нацисты осуществляли жестокие кровавые убийства, а сейчас лидер свободного мира собирается их полностью обелить. Президент не прислушивается даже к членам своей собственной партии. Любой, у кого есть достоинство, выступил против и заявил, что в данном случае президент заблуждается. Во время Холокоста была налажена легализованная система истребления, которая не могла существовать без помощи и активного участия эсэсовцев, похороненных в Битбурге. Прошло уже много лет, и благодаря любви и состраданию моих родственников и друзей мне иногда удается отделаться от этих воспоминаний. Но все, что удалось сделать моим друзьям и родным за тридцать-сорок лет, президент собирается перечеркнуть за один день. Я уже не тот человек, кем был несколько лет назад, когда мы встречались с вами в этой же студии. Каждый день я вновь проживаю свои воспоминания из Освенцима. Я был освобожден из концлагеря Маутхаузен 5 мая 1945 года – в тот же день, когда президент собирается почтить память убийц в Битбурге».
Фарбера не так-то просто было вывести из обычного благодушного расположения духа, но тут и он был поражен. «Зигги, продолжайте, пожалуйста», – сказал он.
«Я пытался повидаться с канцлером Колем, – сказал Зигги, – чтобы убедить его изменить свои планы. Я хотел посоветовать ему отправиться с Рейганом к Могиле Неизвестного Солдата в Мюнхене или к могиле покойного канцлера Аденауэра[94]. Потом у меня возникла другая идея – пусть они поедут воздать почести фельдмаршалу Роммелю, этому солдату из солдат. Роммель, по крайней мере, никого не убивал в газовых камерах. В будущем этот визит президента США запомнят как один из самых мрачных дней в истории свободного мира. Рейган сам не понимает, что делает. Я могу только молиться о том, чтобы это не стало началом чего-то неслыханного. Мне кажется, что сейчас эта опасность страшнее, чем ядерная война. Я голосовал за этого человека, но теперь мне, честно говоря, кажется, что президент сходит с ума – только так можно объяснить его действия. Те, кто осматривал местность, заявили, что не знали о том, что на кладбище есть могилы сорока девяти эсэсовских убийц. Они утверждали, что имена на надгробиях замело снегом. Это прямая ложь. Согласно немецким источникам – открытым, а не моим собственным, – мэр Битбурга и директор кладбища предоставили Диверу список похороненных, где значились и эсэсовские палачи. Но сам президент сказал – цитирую: “Люди, похороненные на этом кладбище, – такие же жертвы, как и жертвы концентрационных лагерей”. Ну и как это понять?»