Управление жизненным выбором своих детей для Зигги было способом их защитить. Будь то выбор машин или партнеров в отношениях, Зигги обязательно должен был его одобрить, а его решение не должно было подвергаться сомнению.
«Отец, – спросил его однажды Алан, – почему ты выносишь мне мозги по поводу любого решения в банке?»
«Потому что я не вечен, – ответил Зигги, – и если ты можешь постоянно терпеть меня, то ты сможешь выстоять перед лицом кого угодно после моего ухода. Никогда не сдавайся. Вечна только смерть. Все остальное решаемо».
«Несмотря на все деловые успехи, отец был удивительно приземленным человеком, – рассказывал Айвен. – Он не интересовался одеждой от лучших портных, дорогими машинами или красивыми ювелирными изделиями, он не судил людей по их уровню образования или профессии – но только если речь не шла о его детях. Когда дело доходило до тех, с кем мы встречались, он обращался в сноба. Буквально в нескольких словах он недвусмысленно потребовал, чтобы наши партнеры не просто были иудеями, но происходили из какой-либо из самых успешных, престижных и известных филантропией семей вроде Тишей, Тишманов или Бронфманов. И почему бы нет? По его мнению, трое его детей, получившие образование в Лиге плюща, были отпрысками гения, так что почему бы им не связать свои судьбы со сливками еврейского общества? Он любил говорить: “Влюбиться в богача так же легко, как и в бедняка”… И я, и брат, и сестра прощали ему те строгие ограничения, что он на нас наложил, потому что понимали, насколько болезненны травмы его прошлого. Когда мы решались поставить под вопрос его указания или не подчиниться им, он разражался жестокой бранью, словно бы лишая нас родительской любви. Вообще-то родительская любовь не терпит условий, но он нередко прибегал к этическому шантажу, чтобы манипулировать нами и заставлять делать все, что он хочет. На самом деле он всегда нас любил, но иногда в этом приходилось сомневаться».
«У меня были серьезные отношения с парнем из не самой влиятельной семьи, – вспоминала Шерри, – и отец велел мне перестать с ним встречаться. Он сказал: “Он не твоего уровня интеллекта. По сравнению с тобой он просто идиот. Со временем ты это поймешь”. Когда я ответила отцу, что этот человек делает меня счастливой, он сказал: “Счастливой? Что значит счастливой? Вот собака счастлива. Ты живешь, выживаешь, выполняешь обязанности – при чем тут счастье?” Мое счастье не имело для него никакого значения. Худшим для него было выйти замуж за нееврея. Если бы я поступила так или кто-то из братьев женился бы на нееврейке, он не только лишил бы нас наследства, но и угрожал, что будет сидеть