Через день пути Лотар уже не мог идти дальше. В изнеможении он остановился, готовясь умереть, и отбросил одеяло и ржавую банку мясных консервов, которую они «организовали» перед маршем. Зигберт увидел, как к ним из конца шеренги приближаются эсэсовцы с винтовками. Прежде чем они начали стрелять по Лотару, Зигберт быстро повернулся, наклонился к Лотару и велел тому облокотиться на него. Зигберт с трудом поднялся и пошел, спотыкаясь под весом друга.
С ними поравнялись двое других узников. Зигберт узнал в них христиан, которые всегда восхищались его умением устраивать дела.
«Сегодня мы собираемся сбежать, – прошептали они Зигберту, – и мы хотим, чтобы ты пошел с нами. Ты говоришь по-польски лучше поляков. Идем с нами. Убежим вместе. Мы не предлагали этого никому, только тебе».
Зигберт отрицательно покачал головой и кивком указал на Лотара, которого фактически нес на спине: «Это мой друг, и он хромает. Если я его оставлю, через час его пристрелят».
«Ты должен думать о себе», – сказали они.
Зигберт снова покачал головой: «Он мой лучший друг, и он спас мне жизнь. Я не могу его бросить».
Двое христиан отошли.
Сзади подошли два других узника. Зигберт помнил и их: в Освенциме он видел, как Лотар учил их делать шкафчики и драпировки для офицеров СС. Умение делать мебель позволяло рассчитывать на лучшее обращение со стороны эсэсовцев, которые постоянно искали возможности получше обставить свои квартиры.
«Держись, Лотар», – прошептали они, похлопав его по плечу, и прошли вперед.
Их равнодушие к Лотару неприятно поразило Зигберта. Лотар научил их навыкам, которые, по сути, спасли им жизнь, а сейчас они ничего не сделали, чтобы ему помочь. Неужели все, что они могли, – это похлопать его по плечу?
«Я хочу сказать, – объяснял Зигберт Нартелям, – что я не герой, но как эти двое могли просто пройти мимо? Лотар помог им выжить – так же, как он помог мне попасть на склад “Канады”, а теперь, когда он был в беде, они просто обходят его и ничего не делают? Им было просто плевать. Я был в совершенной ярости».
От веса Лотара хлипкие деревянные туфли Зигберта стали совсем разваливаться, тонкие шнурки перестали держаться, так что туфли свободно ходили по всей ноге. Носков заключенным не выдавали – только небольшую тряпку, которая не полностью обматывала ноги, так что через нее в ногу легко могла попасть заноза из деревянной обуви, что привело бы к заражению и нагноению, а истощенный организм едва ли смог бы противостоять инфекции. В Освенциме Зигберт видел возможные последствия занозы: нога могла так нагноиться, что в ней образовывалась сквозная дыра. Медицинское название этого типа разложения ткани – флегмона, а некоторые узники называли его «черной плесенью». В Освенциме умирали не только от голода и пыток; иногда здесь гнили заживо.