«Я знаю одну компанию, – сказал Вернер. – Она называется National Pictures, но при этом она местная, а не общенациональная и не занимается кино или картинами. Они отправляют коммивояжеров ходить от двери до двери с товарами из их каталога. Можно не заниматься этим целый день. Просто скажите им, что вы переезжаете сюда, и они вас мало-помалу обучат. Будете продавать, например, одеяла или такие маленькие лампочки, которые крепятся к телеприемникам».
В компании было пятьдесят сотрудников, которые зарабатывали по 75 долларов в неделю плюс комиссионные. В то время это было целым состоянием, зато им приходилось закрывать глаза на то, что они делали.
«95 % товаров продавались беднякам, которые могли бы купить те же товары дешевле в магазине, – вспоминал Зигги, – но у них не было денег заплатить сразу. Мы продавали им лампу, покрывало, постельное белье или что-то в этом духе – и они платили в рассрочку, по доллару-два в неделю. Покупать у нас было удобно, но прежде всего нам нужно было, так сказать, вставить ногу в дверной проем. Можно было не пытаться предлагать холодильник, кресло-качалку или кровать – нужно было предложение, которое откроет перед тобой дверь. Поэтому мы продавали такой странный предмет, который выглядел как цветочный горшок, только с проводами. Внутри была одноваттная лампочка, которая якобы была полезна для зрения, если смотришь телевизор. Конечно, это была ложь. Поскольку она была очень тусклой, мы называли ее лампочкой любви. Компания закупала их по три доллара за штуку, а мы продавали ее за 12 долларов 95 центов. Нам нужно было также говорить, что лампочки сделаны инвалидами войны, что тоже было неправдой. После же того как они покупали лампочку любви, вы могли уже продать им и швейную машину или другой дорогой товар из каталога».
Однажды ночью Зигги и Ларри ехали в машине по Мичиган-авеню в детройтском квартале красных фонарей. Солнце уже село, и в середине августа создалось ощущение Рождества: маленькие красные лампочки светили изо всех стеклянных витрин вдоль улицы. Двадцатичетырехлетнему Зигберту еще не доводилось видеть женщин в тонких халатиках, выставляющих себя в окнах. Может быть, они купят лампочки любви? Он подошел к полуобнаженной темнокожей женщине, стоявшей в открытой витрине.
«Я хочу вам кое-что показать», – сказал он, роясь в сумке.
«Я хочу показать тебе кое-что получше», – ответила она, принимая призывную позу.
Зигги осмотрелся на улице и поразился многонациональности бизнеса, который процветал на Мичиган-авеню. Здесь были люди всех цветов кожи, как если бы никакой дискриминации не существовало. Он был в восхищении. В детстве, еще до переезда в Америку, единственным темнокожим, которого он видел, был огромный силач из берлинского цирка, который, по мнению маленького Зигберта, был трехметрового роста. Темнокожие все еще составляли для него загадку.