Что ж. У каждого есть свои недостатки. Ей совершенно не интересна история. Ей нужно, чтобы этот человек был рядом. И он - пришел.
- Игнасио...
И столько было в этом имени, что призрак не выдержал. Опустился рядом с ней на кровать... то есть завис над ней так,, словно сидел.
- Я... прости, что не приходил раньше.
- Это уже неважно. Ты пришел - и это замечательно.
- Я знаю, я не должен был портить тебе жизнь. Но и удержаться я не мог. Не плачь, мой ангел. Не надо... я не выдержу твоих слез.
- Игнасио... я не буду, - Паулина храбро вытерла слезы чем попало. Попало - наволочкой от подушки. - Ты побудешь со мной?
- До утра. Обещаю.
- А потом? - расстроилась Паула.
- Потом мне надо будет уйти. Я не свободен, у меня есть обязательства.
- Перед кем?
Рейнальдо развел руками.
- Прости...
- Я могу тебе чем-то помочь?
Призрак покачал головой.
- Вряд ли. Расскажи мне о себе, пожалуйста? Я так долго не решался прийти... и так хотел тебя видеть! И совсем ничего о тебе не знаю. Что тебе нравится, что интересно, о чем ты думаешь, когда глядишь в окно...
Паулина храбро улыбнулась.
- А ты мне расскажешь о себе?
- Я расскажу тебе о том, чем я занимался в прошлой жизни. Хорошо?
- И ты не уйдешь до рассвета?
- Обещаю.
Девушка посмотрела в глаза призрака.
Любовь?
Оказывается, она бывает и такая. А вам, господа поэты, должно быть попросту стыдно. Вы совершенно не умеете о ней правильно говорить. Вот.
- Обычно я смотрю в окно, когда не хочу учить уроки...
***
Освальдо в ужасе смотрел на деда.
Творец милостивый... но как!? КАК!?
Лежащее на кровати... нечто, никак не могло быть его дедом. Вот никак...
Его дед был крепким мужчиной, при взгляде на которого так и хотелось сказать - старый дуб еще сто лет простоит, не согнется. Широкие плечи, грива седых волос, орлиный проницательный взор.
А сейчас?
То, что лежало на кровати, выглядело... жутко! Кошмарно оно выглядело, чудовищно...
Скелет?
Да. Только живой. Обтянутый серой дряблой кожей, на которой высыпали старческие пятна и открылись глубокие свищи. Глаза запали так, что их и видно-то не было в глазницах, зубы выпали за несколько дней, волосы... под тремя-четырьмя седыми волосинками бесстыдно поблескивал голый череп. Но самым страшным было даже не это разрушение.
Страшным был слабый, умоляющий голос.
- Нет... не надо... пожалуйста... я не хотел...
- Что с ним?! - в ужасе повернулся к сиделке Освальдо.
- Бредит, - разъяснила женщина. - И так постоянно, не умолкая...
- И только эти слова? О чем его бред?
- Больше ни о чем. Умоляет простить, кается, клянется в чем-то... вот и все, пожалуй.