Моим родителям участок, на котором они похоронены, достался от моей бабки, так сказать в наследство. К моменту их погребения, он был уже обнесён кованой оградой и имел столик и скамью из мрамора. Бабуля заранее обустроила свою будущую обитель вечного сна, хотела быть погребённой в известном месте, рядом со знаменитостями, к которым, как ей казалось, не зарастёт народная тропа. Она была каким-то там деятелем искусства, но прежде всего, она была «бульдогом». Так папа любил шутить. Говорил, что если бабке было что-то нужно, то она мертвой хваткой вцеплялась в оппонента и душила его до тех пор, пока не получала желаемое. Вот и этот участок был ей приобретён исключительно для собственной персоны, в девяностых, когда началась перестройка, бабушка как-то подсуетилась и приватизировала или что-то в этом роде, данный участок, прям, как квартиру ей богу, а спустя два года после описываемых событий, она вышла замуж, опять же по её утверждениям, благодаря Ваганьковскому. До неё дошла людская молва о том, что якобы на этом самом кладбище покоится один святой, имя ему Валентин, и всякого кто попросит его о помощи, он услышит. Она и попросила. Мужа ей захотелось заграничного и богатого, чтоб на старости лет мир посмотреть, да всласть пожить. Уж не знаю, правда то или нет, но за эмигранта бабуля выскочила и укатила с ним в Мюнхен, где скончалась, прожив всего три года, но каких. После отъезда она поддерживала с мамой связь и всё звала в гости, очень хвалила супруга и радовалась сытой жизни. После её смерти, муж бабули настоял на том, что бы она была похоронена именно в Мюнхене. Родители так и не съездили туда, даже на похороны выбраться не смогли. Ну вот, участок, вроде как по наследству, вместе с её четырёх комнатной квартирой в Москве, которая находилась в высотке на садовом кольце, достался моим родителям.
Они я помню, смеялись по поводу участка на кладбище, в шутку говоря, что он тоже сойдёт за дачу, дом, конечно, не возведёшь, а вот грядки вполне поместятся. Потом вдруг цены на участки находящиеся на этом кладбище выросли в десятки раз. И родители решили его не продавать, а подождать, когда буду выходить замуж, чтобы помочь молодой семье так сказать. А вышло всё иначе.
Против воли я искоса разглядывала собравшихся, и по инерции стряхивала рукой в перчатке, снег с памятника родителей.
Я решила не думать о всякой ерунде. Присев у надгробия, положила охапку красных гвоздик на плиту. Достала из сумки пакет со снедью. Вытащив из пакета гранатовый сок, наполнила им пластиковые стаканчики, извлечённые оттуда же. Так сложилось, что мои родители совсем не пили алкоголь. Я знаю, что принято стаканчики наполнять водкой, а поверх класть ломоть чёрного хлеба, любому спиртному, родители предпочитали гранатовый сок. Почему именно гранатовый? А Бог его знает, любили его и всё тут. Ну а про чёрный хлеб, даже упоминать не вижу смысла. Просто в нашем доме он не водился. Нарезной батон, это хлеб моего детства. Я улыбнулась этой мысли и почувствовала, как закололи щёки, сняла перчатку и провела рукой по своему лицу. Слёзы. Я даже и не поняла, когда это я успела. Чтобы как-то отвлечься от тяжких мыслей, стала вынимать из пакета и класть рядом со стаканчиками любимые родителями конфеты и печенье.