Разорванные цепи (Ахмадова) - страница 43

— Друг, меня просто поражает, насколько безрассудным ты можешь быть, ведя такой греховный образ жизни. Ты живешь так бесшабашно и столько обид наносишь женщинам. Это ведь не по-мусульмански, у нас другие обычаи и традиции, мы стараемся жить целомудренно. Какое оправдание ты находишь такому разрушительному неблагопристойному поведению? Неужели ты совсем не волнуешься и не страшишься, что Владыка накажет тебя?

Самед закурил сигарету. Он отклонился назад и, посмотрев на Тархана, выпустил дым прямо другу в лицо.

— Интересно, а кто ты такой, чтобы судить меня? — спросил Самед раздраженно, безразлично глядя на друга. — Ты живи своей правильной и правдивой жизнью, а меня оставь в покое.

Затем он положил ногу на ногу. Самед втянут сигаретный дым и снова выдохнул его в лицо Тархану.

Тархан закашлялся, его глаза заслезились, он посмотрел в глаза друга своими сморщенными от дыма глазами. Он плотно сжал губы в тонкую линию:

— Я не сужу тебя, но у каждого греховного или злого поступка есть последствия. И поскольку ты мой друг, я переживаю из-за твоих прегрешений.

Самед скривил губы и закатил глаза, выдувая колечки дыма в лицо друга и гримасничая.

— Ты указываешь мне на ошибки и таким образом осуждаешь меня.

Тархан затряс головой:

— Ты не знаешь разницы между осуждением и обличением? Если бы я сказал: Самед, ты бесчестный, лживый бабник, который спит со всеми подряд, бесцельно и беспричинно портя женщин, тогда бы я осудил тебя, а это мерзко в глазах Всевышнего. Но если кто-то делает что-то плохое и вредит этим окружающим и себе самому, я не могу закрыть глаза и притвориться слепым. Если я это сделаю, то стану равнодушным, и Бог может меня тоже наказать.

Тархан продолжал кашлять и обмахивать лицо рукой, пытаясь развеять дым. Самед игнорировал эти действия и продолжал курить:

— Тархан, как ты любишь разглагольствовать обо всем, что касается меня! Ты можешь о чем-то другом поговорить?

— А ты можешь избавиться от своей противной привычки выдыхать дым мне в лицо? — возразил Тархан.

Он встал со скамьи, чувствуя раздражение. Тархан, имея мускулистое и рельефное, как у скульптуры, тело, казалось, готов был нанести Самеду внезапный удар.

— Я тебе уже сказал, я не осуждаю, но пытаюсь обнажить твои ошибки, чтобы ты не расхлебывал потом последствия.

— Это моя проблема, не твоя, — ответил Самед, скрестив руки и задрав вверх свой подбородок.

— Ты прав, — неохотно согласился Тархан. — Но, раз ты мой друг, я пытаюсь помочь тебе выйти на правильную дорожку.

— Я, что, просил тебя о помощи? Помогай тем, кто тебя просит об этом, — парировал Самед, в то время как улыбка сходила с его лица, а между бровями пролегла глубокая морщина.