Обратил внимание на её одежду — та уже была пропитана кровью.
Тут же начал торопливо срывать пропитанные её кровью лохмотья одежды, — на мой взгляд, они восстановлению не подлежали.
Действительно, никакой защиты. Сначала она сопротивлялась, и даже снизошла до ругани и проклятий, на уже знакомом эльфийском, вот только никаких сил у неё уже не было, поэтому раздел достаточно быстро, но, конечно, не полностью. Тут постеснялся, хоть и порезано все, но не стоит.
Была бы хоть без сознания… Надеюсь, что под теми лоскутками глубоких ран нет. Зато в остальных местах все в царапинах и порезах. Часть ран вообще ужасные.
Девушка лежала пунцовая. О чём она только думает! Ведь считай при смерти, а все равно… Видела бы она себя со стороны! Тут только кровь час смывать надо! И ещё выхаживать месяц, чтобы хоть чуть оклемалась.
Скрывать своё умение лечить явно поздно, в дороге видела. Тем более, ведь реально стоит вопрос о жизни и смерти. Просто достал изумруд, и даже как-то уже привычно прошёлся по самым серьёзным, на мой взгляд, повреждениям. Явно помогало, — раны затягивались, кровь остановилась.
А вот сил у неё не прибавлялось, и её редкие попытки оттолкнуть меня, легко мной пресекались. На что её с лихвой хватало, так это на поток ругани в мой адрес, уже явно выраженного эротического характера.
Закончил, оглядел: — вроде все, что было из опасного, вылечил, ещё раз изучил оставшиеся царапины, которые обрабатывать не стал, мне они показались неопасными.
Накрыл девушку одеялом, причём та схватилась за него как утопающая, и теперь с какой-то злостью сверкала на меня глазами. Дождался благодарности, называется.
В отместку шепнул на ушко «выздоравливай, дочка» и ушёл.
Заглянул в спальню к супруге, — спит.
Теперь можно вспомнить и про себя, снова спустился в конюшню, за провизией. Оказывается, у лошадей не было ни воды, ни зерна. Видно, Сильмэ до них дойти не успела. Все эльфийские кони были живы, но, похоже, очень слабы. Налил всем воды, а вот кормить не стал, кто его знает, как и чем, — специалист сейчас сам при смерти, вот оклемается — пусть и тетёшкается.
Пришлось бегать по нескольку раз — каждая пила как верблюд после пустыни. А один из них был так слаб, что даже не смог подняться к поилке, поэтому приходилось подносить ведро прям к его морде.
Уж насколько я был равнодушен к лошадям, но эти уж очень симпатичные, мне самому очень нравились. Осмотрел ещё раз всех — воды как не бывало, пришлось повторить.
И лежачему тоже, он так и не смог встать.
Потом все-таки сходил, срубил несколько веток, и вернулся к приготовлению пищи.