— Ты что, очумела, ара? С каких пор ты стала так меня бояться? Я расту в собственных глазах!
Раз сто, не меньше, я пыталась выяснить у него, что означает это самое «ара», — и всегда безуспешно.
В конце концов пришлось просто смириться, ведь этим словечком пользуются буквально все мои знакомые армяне, и самой принять его к употреблению.
«Дорогой», «уважаемый», «любимый», «друг» — выбирайте, что вам больше нравится. «Ара» — это нечто среднее.
— Если б ты видел свою рожу через «глазок», ты бы не спрашивал, ара. Впрочем, она и без «глазка» ненамного лучше. Фу, фу! — Открыв дверь, я поморщилась и демонстративно развеяла ладонью густые коньячные пары, наполнившие мою прихожую. — Значит, как коньяк лакать — так ты один справляешься, а за кофе ко мне притащился, там не подали? Фиг вам!
Проваливай, я спать ложусь.
— Спать, говоришь? Тогда я тем более должен войти, дорогая!
Слава богу: он явился ко мне не как капитан милиции. Ложная тревога, уф… Значит, можно с ним не церемониться. Я попыталась закрыть дверь, но не тут-то было! Гость проворно сунул в щель ногу в башмаке сорок третьего размера, а это не шутка.
— Пусти дверь, нахал!
— И не подумаю, дорогая. Зря я, что ли, лез на твой чертов шестой этаж без лифта? Неужели ты всерьез надеешься, что эта железная ниточка может меня остановить?! Так что лучше убери ее сама: будет меньше шума.
— Ты знаешь, как это называется? Это называется — хулиганство! Незаконное вторжение в жилище!
Гарик сокрушенно покрутил головой.
— Вай, ты кругом права, ара. Что теперь будешь делать, а? Милицию позовешь? — И он одарил меня самой обворожительной из своих улыбок.
Подавив в себе желание пересчитать ему зубы прямо через порог, я сняла цепочку и отступила от двери. Я слишком хорошо знала этого типа, чтобы посреди ночи состязаться с ним в упрямстве на собственной лестничной площадке. Если он пришел, чтобы войти, — он все равно войдет, даже если ему придется поднять на ноги весь дом и заковать меня в наручники. Это же мент!
Оказавшись в прихожей, Папазян как ни в чем не бывало облапил меня, лизнул в щеку и тут же повернулся к большому зеркалу, как будто лишь за тем и явился. Окинув себя с головы до ног придирчивым взглядом — для этого ему пришлось, как обычно, слегка склонить голову: его метр девяносто не умещались в моем антикварном трюмо, — он поиграл плечами, достал из кармашка расческу и пригладил свою черную и блестящую, как вороново крыло, шевелюру, благоухающую французским одеколоном. А затем одернул смокинг и поправил галстук-бабочку Провалиться мне на месте! На этом отъявленном хулигане в самом деле был настоящий смокинг, и бабочка тоже. А в зеркале отражалась гладко выбритая «морда лица»! Решив, что у меня от усталости и перевозбуждения начались галлюцинации, я зажмурилась и потрясла головой. В голове что-то зазвенело, однако чудное видение не исчезло: Гарик Хачатурович — элегантный, как пистолет Макарова после чистки, — ослепительно улыбался мне из зеркала.