В новой морально-политической ситуации, когда война во имя сохранения национального достоинства и восстановления государственного суверенитета России как великой державы стала новой повесткой дня, неизбежно должен был быть поставлен и вопрос о полной реабилитации советской системы. Россия была великой державой в военном смысле только в советскую эпоху. Эта взаимосвязь между желанием восстановить утраченную в 1991 году независимость от Запада и реабилитировать советскую систему как раз и проявилась в упомянутой выше речи министра обороны Сергея Шойгу. На наших глазах либеральный «белый» патриотизм, который был характерен еще недавно для речей Владимира Путина, вытесняется сталинским, «красным» патриотизмом, советскими традициями борьбы с врагом до победного конца.
Если Запад снова наш главный враг, как утверждает власть, угрожает нашему существованию как суверенной страны, если встал вопрос «быть или не быть?», то тогда, по логике военного времени, все идеологические проблемы упрощаются, выпрямляются. Тогда подавляющей части населения не до драматизма нашей истории, тогда все наше, и даже сталинский социализм, является хорошим, а все западное – плохое, чуждое нам. Мы вошли в эпоху, когда третьего не дано, когда не может быть оттенков. Милитаризация сознания неизбежно ведет к его примитивизации. Отсюда и нынешний гламур войны 1941–1945 годов, нежелание упоминать о причинах катастрофы 1941 года, о том, как трудно было превратить «защиту социалистического Отечества» в «победоносную Отечественную войну». Логика холодной войны ведет неизбежно и к примитивизации патриотизма, отрицающего сегодня за русским человеком способность вместе с поисками правды любить свою страну вопреки катастрофами, трагедиям, которые выпали на ее долю в ХХ веке. Когда враг рядом, когда задача состоит только в том, чтобы показать «кузькину мать» зарвавшимся «америкосам», то тогда действительно становится ненужной правда о болезненных страстях вождей большевизма, о том, что стояло за сталинскими репрессиями, тогда трудно взглянуть нормальными, человеческими глазами на неуемную жажду смерти, жертв, разрушений, которые действительно двигали в России Лениным, Троцким, потом Сталиным, а в Италии – Муссолини, в Германии – Гитлером. В этих условиях действительно воспринимается как святотатство напоминание о том, что в большевизме Ленина и Сталина было столько же жажды расправы, убийств, сколько в национал-социализме Гитлера. И уж полным кощунством для подобного слепого патриотизма будет правда о том, как настаивал до конца жизни тот же Николай Бердяев, что фашизм, в том числе и национал-социализм Гитлера, является детищем ленинского октября, неизбежной реакцией на угрозу прихода к власти просоветской национальной коммунистической партии. «Возникновение на Западе фашизма, – настаивал Николай Бердяев, – стало возможно только благодаря русскому коммунизму, которого не было бы без Ленина». Более того, считал Николай Бердяев, «вся западная история между двумя войнами определилась страхом коммунизма»