.
Во время чтении работы Сергея Булгакова складывается впечатление, что новые для него как религиозного философа проблемы национал-социализма – это только повод для того, чтобы еще раз обратить внимание на исходную «зверскую» природу большевизма, на исходную «дьявольскую», «сатанистскую» природу этих родственных по духу идеологий. «Итак, – пишет Сергей Булгаков, – еще раз повторяем: германский расизм воспроизводит собою иудейский мессианизм, который является противником и соперником христианства уже при самом его возникновении… При этом от коммунистического интернационализма он отличается своим национализмом, от национальных же движений, свойственных и нашей эпохе, – революционным своим национализмом. Фюрерство же, как личное воплощение в „вождя“ духовного движения в некоем цезаризме народных трибунов, является как бы исторической акциденцией, которой как будто могло бы и не быть. Но его наличие довершает сходство и родство современного расизма и фашизма с иудейским мессианизмом. Место прежних „помазанников Божиих“ на престоле „Божией милостью“ заняли теперь вожди на трибуне волею народною: Гитлер, Муссолини, Сталин – одинаково, хотя и с различием оттенков. Их своеобразный мессианизм неудержимо приближается к абсолютизму и деспотизму партии, объявляющей свою волю волею народною… Таков большевизм и таков же расизм. И это соединяется с оборонительно-завоевательными тенденциями нового мессианства»[59].
Интересно, что Сергей Булгаков, вскрывающий общие философские корни и большевизма, и гитлеровского мессианизма именно в те дни, когда решалась судьба СССР во Второй мировой войне зимой 1941–1942 годов, погружаясь в мистику человеческой истории, предвидит не только неизбежное поражение гитлеровцев в этой войне, но и последующую отдаленную во времени гибель СССР, большевистской утопии. Здание советской власти, созданное с помощью уникального насилия, пишет он, погибнет точно так же, как и машина гитлеризма. Ведь было же очевидно для любого человека, обладающего гуманитарной культурой, я уже не говорю – обладающего религиозным чувством, чувством сопричастности Богу, что на насилии, на крови ничего прочного, того, что существует на века, невозможно построить. На мой взгляд, заложен какой-то серьезный моральный дефект души не только у тех, кто любит «красный проект», но и кто ностальгирует об «утраченной советской системе».
Но «насильничество, – писал Сергей Булгаков, – может внушать только страх, а не любовь, в таком отношении – как это ни покажется неожиданным – расизм имеет большую аналогию с большевизмом. Оба они способны до времени увлекать и опьянить внешними успехами и государственными достижениями, но это здание, как построенное на песке, может рушиться от внешнего толчка, как не имеющее в себе внутренней связанности»