.
Мы не смогли даже начать декоммунизацию массового сознания не столько из-за страха, как говорят некоторые иерархи РПЦ, «породить уныние» и исторический пессимизм у россиян, сколько в силу лености нашей постсоветской души, нежелания обременять ее неприятными для нашей национальной гордости (а ее до сих пор у нас очень много) неприятными фактами, неприятной правдой. Все-таки прорывы русского человека к Правде с большой буквы случаются у нас очень редко. Как теперь становится понятно, эпоха гласности Горбачева с ее жаждой правды – это отклонение от русской нормы. Отсюда и неосталинистский гламур победы 1945 года, традиционные советские рассуждения о «вероломном нападении фашистской Германии на СССР». И ни слова о чудовищных просчетах, болезненных, иррациональных «странностях» Сталина, из-за которых в 1941–1942 годах погибли миллионы людей, миллионы красноармейцев оказались в плену. Есть что-то традиционно русское в наших нынешних садомазохистских рассуждениях о том, что победа была «великой», ибо 70 % потерь во Второй мировой войне приходится на СССР. Все по-нашему: «Дело прочно, когда под ним струится кровь».
В этих условиях мы никогда, тем более на официальном уровне, не вспоминаем, что «пакт Риббентропа – Молотова» сопровождался не только участием СССР в новом, четвертом по счету разделе Польши – мы зашли с востока в Польшу в тот момент, когда она продолжала сопротивляться немцам, защищать Варшаву, – но и активным экономическим взаимодействием с Германией, воюющей с Францией и Англией. Ушел из нашего русского национального сознания и тот факт, что мы не только вели кровопролитную войну с фашистской Германией с 1941-го по 1945 годы, но и активно сотрудничали с ней с 1939-го по 1941 год, то есть в первые два года Второй мировой войны. Мы практически в первые два года войны были продовольственным тылом гитлеровской Германии. Составы с зерном ушли в Германию еще утром 22 июня 1941 года. Конечно, это сотрудничество было выгодно для нас, мы обменивали продовольствие на промышленные товары, в том числе и на военную технику. Были взаимные поздравления между Гитлером и Сталиным по поводу дней рождения. Был запрет на критику национал-социализма коммунистическими партиями III Интернационала.
Мы продолжали сотрудничать с Германией, несмотря на то, что после сентября 1940 года немцы начали свозить евреев в гетто в Варшаве, продолжали сотрудничать, когда воочию уже была видна откровенная расистская, античеловеческая суть национал-социализма. Правда, в способности закрывать глаза на расистскую, античеловеческую суть национал-социализма мы были не одиноки. Правда состоит в том, что пакт «Риббентропа – Молотова» был после Мюнхена. Не зная ничего о происхождении национал-социализма, мы, естественно, не знали ничего и о том, что антисемитизм, который был на самом деле сердцевиной национал-социализма, сердцевиной радикального национализма, был вообще доминирующим настроением Европы в начале 1920-х.