Ну и хата у нее, у этой паралитички. Оттуда, где она сидит – или лежит, – видно длинный коридор. В конце коридора светло, значит там большой двор, и ей кажется, что на стене даже отражается бассейн. Она просит медсестру немного ее развернуть. Пока она учится пользоваться этим дебильным компьютером-моргалкой и диктовать по буквам, что ей надо, проходит почти двадцать минут, но, когда медсестра ее разворачивает, она прям реально впечатляется. Все обставлено очень шикарно. Она реально богатая. Это ясно. Интересно, почему бы не заплатить кому-нибудь, чтобы он находился в ее теле? Она ведь точно может заплатить семерым, чтобы каждый из них проводил в ее теле один день в неделю, и все, нет? Зачем богачке нужны волонтеры? Волонтерство – это на благо бедных!
Она снова медленно моргает и смотрит, спрашивает медсестру, чем занимается паралитичка. Медсестра отвечает, что она играет на бирже через компьютер. Ну да, логично. Сидеть весь день на этом диване, дышать через одну трубку, через другую получать пищу, а через третью избавляться от отходов. Она точно выглядит сейчас отстойно. Прям так и хочется глубоко вздохнуть и завыть от отчаяния, но никак.
Ей теперь предстоит так провести двадцать четыре часа.
Это кошмар. Нет, не просто, блин, кошмар, это кошмар в кошмаре.
Она не понимает, как люди могут так жить. Она чувствует себя как в тюрьме. Она в отчаянии. Иногда так тяжко быть хорошим человеком.
Этот час еле-еле прошел, она постоянно промахивается, когда работает с компьютером, а это вообще не в тему. Обычно к паралитичке приставлен огромный медицинский штат, но именно сегодня все взяли отгул, потому что сегодня в ее теле волонтерка, и с ней только эта медсестра. Тело, по ощущениям, совсем чужое, глаз жжет, а время тянется медленно-медленно-медленно. А самое отстойное – что эта женщина, которая точно свихнулась от всей этой жизни, сейчас ходит в ее потрясном теле и делает в нем все, что ей заблагорассудится. Можно подумать, что после нескольких недель или месяцев в этом теле-тюрьме кто-то будет соблюдать правила. Она наверняка там нюхает кокаин, и бегает по улицам голая, и делает всякие постыдные вещи, и спит с потными мужиками, и надевает блузки с поперечными полосками, и ест всякий джанкфуд, и рассылает с ее телефона упоротые сообщения, и прыгает со скалы в озеро – только чтобы почувствовать, что она жива.
Надо было идти работать секретаршей в какую-нибудь благотворительную организацию. Отвечать на звонки – это вообще не проблема. Куда лучше, чем лежать тут и смотреть черно-белый фильм на пятидесятитрехдюймовом экране, не в силах ни встать, ни крикнуть, что фильм – дерьмо, ни переключить канал. Медсестра просто включила ей этот фильм и ушла, и сейчас она лежит тут и моргает, и все, чего она пока достигла, – смогла запустить фильм сначала.