Эвелина, моя Эвелина. Моё ненаглядное сокровище, ради которой я готов сокрушить все силы тьмы, сочащиеся в этот мир через Пробоину.
Моя любовь…
Что?
Любовь?!
Я распахнул глаза и резко вдохнул, а потом согнулся от боли в рёбрах.
— Тихо, деверь, ещё не срослись кости, — послышался усталый голос чернолунницы.
— Какого хрена? — только и вырвалось у меня.
Ощущение было, будто мне все энергетические внутренности через мясорубку прокрутили. Чакры, энергопотоки… а, всё в чёртову Пробоину, всё в фарш превратилось.
Я сел, опираясь на правую руку, затряс головой. Огляделся.
Хромой стоял будто бы на стрёме, целясь из пистолета в ту сторону туннеля, где пропал «уголёк». Он кивнул мне, улыбнувшись, а потом испуганными глазами уставился на своё оружие — шкет забыл, что спёр его у меня.
— Это если мы с каждым «угольком» так будем… — устало вздохнула Эвелина, утирая пот со лба.
Чернолунница сидела со мной рядом и держала на руках посох. Только теперь её оружие стало короче — кончик, который был усилен синим «нэрусом», отсутствовал, отгорев от касания к «угольку».
Сама Эвелина была до того ужасно бледной, что чуть не светилась в полумраке. Глаза запали, скулы резко очертились, будто кожа высохла и натянулась.
— Это ты? — спросил я, пытаясь настроиться на осмотр своего энергетического контура, — Твои проделки?
У меня в сердце зияла пустота, и мне хотелось самое малое броситься куда-нибудь в пещеру, чтобы погибнуть в лапах очередного монстра. Я словно потерял любовь всей своей жизни, и жить больше незачем…
Да твою псину, Тим! Соберись, тряпка.
Эвелине, судя по её виду, эта магия далась ой как нелегко. Она виновато кивнула:
— У меня не было выбора, привратник.
Я ничего не ответил, только стиснул зубы от злости. Да оно всё понятно, но хотелось тоже устроить какой-нибудь скандал. Выяснить отношения, так сказать… А то они только-только зародились, и тут на тебе.
— Капита тебе в родню, дура, — нервно бросил я и попытался встать.
— Кого?! — Эвелина искренне удивилась.
Я не ответил, старательно сохраняя равновесие.
Левая рука была примотана к животу остатками моей опалённой куртки. Судя по всему, переломы ещё не срослись, да и вообще лучше мне показаться настоящему целителю. Только не такому, как у Вепревых.
На груди у меня зияли прожжённые дыры, хотя кожа была уже чистой, только ярко розовой. Едва-едва затянулась.
— Это я таблетку отдал, — гордо сказал Хромой, а потом осёкся, — Ну, ту, которой ты мне тогда оплатил.
Ему очень не хотелось признаваться, что он у меня их все потырил. Пацан по-детски состроил важное лицо, как будто враньё удалось, и снова нацелился в темноту.