не сулит ничего хорошего. Ночь принадлежит
дьябу, и глазам людей без греха в ней смотреть не на что. В кромешной тьме шныряют разве что воры и злодеи, а детишкам по ночам на улице не место. А вот взрослых в это время суток
наказывают за проступки.
Президент поднял взгляд на стоявшую перед ним девушку.
– Однако мне пора, – извинился он. – А ты оставайся, потанцуй с нами. А завтра жду вас в гости к себе, в Сен-Марк.
Грянули барабаны, и группки танцоров пустились в пляс, соперничая друг перед другом в мастерстве и экспрессии. Появление Жана Батиста привело их в чувство, и они образовали стройный хоровод. Синхронным изгибам и наклонам танцующих отвечал хор, славивший Легба – покровителя перекрёстков. Далее последовали славословия по адресу других божеств. Прозвучали имена Карфура, Айзана[183], Гран Бва и Собо[184].
Бросалось в глаза сходство этой церемонии с любой другой. Женщины суетились, а старики в плетёных креслах пускали по кругу бутылку рома, приправленного кореньями и зерном. Песни и пляски не смолкают уже час, а духи всё не сходят. В районе одиннадцати президент издал крик, на которые ответили все до одного.
– Кто с нами…
– Остаются!
– Кто не с нами…
– Те – на выход!
– Шанпвель захватывает улицы! Чужим на них не место! Бесшумные твари, ночное зверьё, шкуры меняем!
Мужик с верёвочной опояской, похожей на патронташ, выскочил из тоннельчика, размахивая кнутом, и встал на страже у выхода. Дверь захлопнулась, и народ сгрудился во дворике.
– Пушка стреляет семь раз!
Снаружи истошно задудели в морскую раковину. Затем послышалось семь ударов хлыстом фвет каш. Вокруг столба снова засновали танцоры, выстраиваясь в шеренгу по сигналу железного свистка. В одной шеренге стояли мужчины, облачённые в одинаковые тёмно-красные одежды, а напротив женщины в красной робе до пят.
Женщина с высоким и жалобным голосом пропела торжественное приветствие всем высшим чинам организации. По мере перечисления каждый из них выходил и становился в отдельную шеренгу: секретарь, казначей, бригадир, исполнитель, суперинтендант, королева номер один, номер два, номер три – в большинстве своём титулы мне неизвестные. Напряжение снял внезапный пронзительный свисток. Послышался смех. Пока начальство раскланивалось, рядовые члены разразились песней. На сей раз обошлось без барабанов:
Служу я добру, служу я и злу,
Мы все служим этим и тем.
Вай-оу!
А если тронут меня,
Я духов, смотри, напущу.
Затем грянула песенка – предостережение под щёлканье кнута и свистульку:
И ты молчи, как я молчу!
Проболтаюсь – ей-богу, язык проглочу.