В безликой толпе снова пронёсся ропот недовольства. Стороны разбились на два лагеря – моё присутствие осуждало голосистое меньшинство, но тех, кто считали, что на празднике места хватит всем, было больше. Жан Батист зорко следил за нашей безопасностью, его люди встали вокруг нас полукругом. Убрав руки за спину, я ощупывал стену из глины и соломы – выдержит ли? Тогда убежим, чтоб не затоптали. Рядом дрожала Рашель.
– Не беспокойтесь, – нашёптывала Рашель. – Они же не полные идиоты. Мероприятие публичное. Кто бы вас сюда позвал, будь оно секретным?
Вдруг возникли перебои с электричеством. Свет замигал. Жозефине стало не по себе. Пламя очага засияло ярче, пляшущие тени танцоров запрыгали по прохудившимся стенам храма. Синхронные движения их танца выглядели всё более угрожающе, земля дрожала от топота и музыки. Люди пыхтели от напряжения, то и дело прорезывался припадочный крик.
– Что за дурость! Шанпвели, расслабьтесь! – вопила Жозефина. Свет снова погас. Цепь наших защитников стала плотнее.
– Берегись! – крикнул нам Инар. – Дышать через рубашку!
Долю секунды мы смотрели на облако пыли в янтарном свете фонарей. Высыпают порошок, показалось Инару. Я вцепился в Рашель. В душе всё замерло. Прошлое и будущее слились в нескончаемую точку.
Но ничего не случилось. Подача электричества была возобновлена под радостные крики гостей. Наш страх сменился манерным недовольством.
– Слушай, если мы им так противны, давай уйдём? – предложила Рашель.
– Дорогуша, ты не сделаешь ни шагу! – возразила Жозефина.
– Но это же курам на смех!
– Не переживай, малыш. Остаётся недолго.
Жозефина была права. Отходчивый народец сменил гнев на милость, всячески подчёркивая своё дружелюбие.
Первым пожелал перемирия тот самый толстый президент:
– Братья и сестры! – обратился он к залу, как только по мановению его руки смолкли барабаны. – Я вам сейчас кое-что объясню.
– Кончай шуметь! – прикрикнул кто-то из его свиты.
– Цвет кожи человека, даже то, ведёт ли он себя по-людски или как не пойми что, никак не влияет на то, дело он говорит или не дело. Подходит нам или не подходит, вот в чём вопрос!
Мысль толстяка-коротышки вызвала бурную овацию.
– По себе знаю, – продолжил он. – Захочешь, значит сможешь. Я вам прямо скажу, почему такой фортель выкинул. Были у меня причины изъять кассету. Но когда Жан Батист сказал, мол, моя кассета, я сразу её белому вернул, это понятно. Если белый придёт в моё учреждение, я охотно ему дам записать наш ритуал. Он сможет даже разучить песни сообщества «Каннибал», пусть поёт себе на здоровье – мне не жалко. Но о чём поётся – только наше. Мотив – для всех, но смысл слов – только нам. Вот и всё. Девушка, мои извинения, – кивнул он Рашель. – Надеюсь, мы столковались.