— Так, так, — согласился Алик. — Старая калоша твой Бочкарев! Скользкий, он и из-под Кости, и из-под кого хочешь вывернется. Ты спроси у главного, он, поди, давно сунул Бочкарева на новый объект. По ремонту гаража тот все деньги уж слопал.
— А Копишев?
— Ну, этого Костя за то, чтоб не огрызался. Да ему и стоит — лишний раз пальцем не шевельнет.
— Зря ты на Копишева. Иван мужик ничего. К нему только подход нужен. Я другого не понимаю: Костя может приказывать райпожаринспектору? Он что, предрик уже?!
— Как где, так ты умный, — усмехнулся Алик, — а тут вроде ничего не понимаешь. Пожарному инспектору еще лучше: оштрафует без претензий. Он ведь не обидится на Подложного, что тот пропустил в своем приказе словно «просить»… А вообще… — Алик съехал со стола и, разглаживая измятые брюки, иронически закончил: — Не забывай майора Кульденко с его наукой: мыслить и сопоставлять! Сильного врага победить не трудно, надо только знать его карты!
Сергей тоже встал. Погасил в чернильной крышке окурок и надел мичманку.
— Все бы, конечно, и ничего, — сказал он, — но приказ-то нарочно выпустили под праздник. Это чтоб позлить нас, да?! Специально? Или у Кости это называется педагогическим подходом к молодым кадрам?.. Воспитание и перевоспитание! Но нельзя же, в конце концов, под дых бить! Все-таки Октябрьская годовщина, не святая неделя…
— А-а, точно! Тут все просто, — ответил Алик. — Строгач лишил тебя премиальных, а денежки из итээровского фонда. Другим же больше достанется. Заодно еще и нас с Володькой причешут.
— Он же вроде не мелочный?!
— Кто, Костя? А ты спроси его самого!
— Ладно, — пообещал Сергей. — Будь здоров!
Алик поднял ладонь к плечу — как семафор — путь открыт.
Горобец хлопнул по карману с приказом и, еще не соглашаясь с какой-то мыслью в себе, сомнительно покачал головой. Хотел ли он сказать другу, что на этом не успокоится, или просто не нашлось у него в ту минуту слов, чтобы выразить и недовольство свое, и недоумение, а может, и некоторое опасение за будущее, которое вдруг да и зависит от этой нечаянной-негаданной бумажки с приказом. Так ли, иначе ли, но, невесело улыбаясь, вышел Горобец из кабинета.
2
Приехав в Поярково, Горобец поселился в небольшой комнатке деревянного барака — первого пристанского общежития. Стены оклеил цветными обоями: розовыми — «спальню», зелеными — рабочую половину, где притулился стол. Рука не поднялась заклеить небольшой простенок от окна, названный Сергеем «домовой книгой».
Здесь оставили автографы благовещенские механизаторы — «замостырившие» «балалайку», два инженера-путейца из Хабаровска, «Вера, вышедшая замуж по любви», «Семен — рыжепьян», какой-то «Колоток — мотаю на «кулички!», «скромные Зина и Катя», «хулиган и ухажер Думбровский», Маруся, которая отрезала в этой комнате косу «в знак женщиностановления», и уж совсем непонятно как попавший сюда старшина милиции Бубнов. Судя по датам, он-то и был симпатией Веры, вышедшей замуж по любви.