Он, конечно, чуть не взбесился, стал напирать на гражданскую совесть, невоспитанным обозвал, некультурным… А за что, спрашивается? Я же на него не лез первым.
— Разговаривать еще не научился! Тебе такую работу, таких людей доверили, а ты…
Я ничего, стою смирно, жду. Вот он кончил брызгаться, «воспитал», думает, а я опять:
— По одиннадцать тридцать с носа — это нормально. С меня за то, что ленту упустил, — не спорю, факт! А с вас за то что нет на участке механизации для ремонта.
После этого он пожелал уединиться в кабинете.
* * *
Если через два года соберемся в училище, минут двадцать попрошу на речь. Сразу все заржут. Скажут: «Кто? Что? Кержов?! Да он двух слов связать не может!»
А я им выдам, как молодые специалисты романтику охмуряют! Ни тебе самостоятельности, ни тебе уважения. Хоть завшивей — прачечной нет, хозяйка бастует, стирать не хочет. Говорит, руки саднит. А самому сколько можно? Я уже не маленький, мне каждый день накрахмаленные воротнички нужны!..
Только бы мне не сорваться, не забросить эти тетради.
* * *
Честному человеку на этом свете тоже жить можно. Ни один волос не упадет с умной головы, ни одна полезная мысль не канет в Лету.
А дело было так. С приказом у Два Пи-Эр ничего не вышло: нет объяснительных, нет докладных. Павел Иванович тоже не дурак — писать не стал, — значит, нет и оснований. Тогда Два Пи-Эр вызывает Бочкарева и говорит:
— Хочешь заработать пару червонцев?
— Об чем речь? С удовольствием!
— Не знаю, не знаю, — покачал головой. — Сомневаюсь я, Бочкарев. Деньги под ногами, а нагнуться за ними лень… Знаешь, как упустил Кержов ленту?
— Я ему советовал штаны снять, пока нырять будет…
— А мысль хорошая была, — вздыхает главный. — Дельная. Ты обмозгуй всесторонне и подавай как рацпредложение. А то мне Константин Николаевич говорит, что людей поощрять надо, но не могу же я без соответствующих документов?!
Бочкарев оказался порядочным. Из той двадцатки приносит пятерку мне.
— Это, — говорит, — за то, что ты в Амуре первый купался!
Сначала я хотел поплевать на его бельма и почистить рукавом, как засиженное мухами стекло чистят. Потом раздумал.
— Нет, — отвечаю, — давай торговаться!
Он туда-сюда, заикаться стал. Я очень ласково подержался за лацканы его пиджака — он мне еще пятерку. Тут я ему руку пожал, поблагодарил, пообещал вечером в гости прийти, а с десяткой — к Бобкову.
— Ну, — говорю, — товарищ Два Пи-Эр… — А он не понимает, но разъяснять некогда. — Вы человек семейный, я холостой, молодой… Вот вам десятка! Можете под своей фамилией на механизацию пожертвовать.