XVIII
Я иду от Милены домой по старым улицам, где не раз мы бродили с ней. Дорога длинная, но всегда нам казалось, что мы прошли очень быстро и опять поворачивали: от нее ко мне, от меня к ней… Между нашими встречами лежала разлука. Самая короткая длиной в полгода. Мы могли бы проговорить вечность, но мимо одного переулка, не сговариваясь, шли молча. В том переулке дом Семена. Сейчас там живет его мать, старушка лет под семьдесят. Семен у нее младший. Она воспитывала его с прилежанием молоденькой учительницы, мыла, чистила, холила, как жеребеночка, и все говорила:
— Это моя надежда, моя опора. Мне с ним век коротать. Правда, сынок?!
— Куда ж мне деться! — заученно шутливо отвечал Семен, и она, довольная, смеялась, щекотала его и трепала за кудри.
Теперь она там, в доме, одна. И жива ли еще?!
Надо бы зайти, проведать, передать от Семена привет, хотя я и не видел его. Зайду, только не сегодня, не сейчас. Пусть забудется то, что вспомнилось. Тогда будет легче смотреть на нее и рассказывать, как Семен в Москве страдает без нее, как трудно ему вырваться из Москвы в отпуск, а еще труднее с пропиской. Своей квартиры нет, а к теще мать вряд ли пропишут, даже на дачу, на это специальное разрешение нужно…
Все это я скажу и утешу ее. Но надолго ли? Она ведь была умной женщиной. Понимала все с полуслова. Да, как же ее звали?! Татьяна Андреевна!.. Маленькая, сухонькая, с розовым ротиком, похожим на птичий клюв. Муж ее погиб, кажется, в тридцать седьмом, но она как-то не горевала по нем. И вообще она была симпатичной. Почему Семен не вышел в нее характером?!
XIX
Татьяна Андреевна, мать Семена, обладала не только проницательностью, но и юмором. Она умела войти в наши мальчишеские заботы, дать ненароком дельный совет. У нее хватало такта не вмешиваться в чисто «мужские» дела и предоставлять Семену полную свободу. Правда, когда нужно, она всегда успевала сказать:
— Как женщина я это осуждаю. Это некрасиво потому-то и потому… А как мужчина я бы сделала так-то и так-то…
Если мы принимали ее вариант, она восхищалась:
— Молодцы! Я век прожила, но до такого сама никогда бы не додумалась!..
Однажды, войдя в комнату Семена и на полуслове прервав наш шепот, Татьяна Андреевна сказала:
— Я вижу, вы усердно занимаетесь?!
— Мы тут слово одно никак не переведем…
— Давайте, давайте, — махнула она рукой. — Шепчитесь!.. Все равно я раньше всех узнаю вашу тайну.
— Какую тайну? Никакой тайны нет!
Она погрозила Семену пальцем.
— У меня есть секрет! — засмеялась и ушла.
Мы сразу подумали о Миленке. Задолго до этого Семен сказал, что любит ее, писал записочки, а я передавал ей. Ответов он обычно не получал, и это нас больше всего злило. Мы допускали все, что угодно, даже то, что сердце ее отдано другому, но чтобы нас так игнорировали?! С ребятами она не дружила, а предположить, что Семен — лучший, после Генки, в классе — мог кому-то не нравиться?! Это сверх наших представлений о дружбе, о любви…