— Заманчиво, — говорит Реснянский, — завлекательно…
— Я уже прощупывал насчет этого дела почву, — затянулся Сергей, думая, как бы старика на помощь себе вызвать. — Костя не дает денег. И как тут быть?!
«Вот оно!» — подумал Реснянский, ждал он уже закавыку.
— Бобкову страшно, без Колесова поддержать некому. Бочкарев — так и говорить не стоит… Что теперь делать-то?
— В райком сходить?! — встрял со своим советом Алик.
Старик молчал. Пока молодые тешились, перебирая возможные варианты, он теребил ус. Потом зажег окурок, откашлялся с крутой затяжки. Нехотя, не глядя ни на Алика, ни на Сергея, сказал, будто вслух думал:
— Ума пытаешь… Почем мне, старику, знать? Ай я казак? Неужто народ наш теперь ничего не значит? С каких бы пор? — вздохнул он тяжело. — Вот, брат, в старину, дед мой сказывал, старейшины сидели. Что порешат — тому и быть. Они, к слову сказать, волю людскую чуяли. Атаман — хошь не хошь, а за обчее дело горой вставал!
— Да, — с сожалением вырвалось у Сергея. Понял он Реснянского. — Нам бы их, пусть посидели бы на планерках. Ладно, еще с Черемизиным потолкую!
— Потолкуй, — согласился Реснянский. — Казаковать умеет, молодой, а по правде — многих старейшин стоит. Совещаньем он каким-то командует, договор общественный блюдет… И чего же, подумайте, потолкуйте…
1
Багрово-стынущее солнце продирало пепельную утреннюю поволоку, обливая розовым белые стены домиков, шиферные крыши и гравийную дорогу к пристани. Небо над солнцем было еще без облаков, но такой густой синевы, что казалось, не развеется она и за день, а солнце поднимется немного и погаснет. Но нет. Марево над горизонтом светлело, и белые облачка, тоже словно вставшие с солнцем, начали обгонять его, и день мало-помалу разошелся, высветлился.
Удивительно было и другое: серенькие, промозглые дни, поражавшие тишиной и благополучием, отсутствием пароходных гудков, настораживающие предзимним покоем полей и огородов, казались Сергею давным-давно прошедшими… Да, отлетела перелетная птица, не слышно гудков с реки, но вот у обочины из зеленой, как по весне, пригоршни травы высунулся и распустился желтой лапкой одуванчик. На фиолетово-синюю, видать, последнюю перед снегом, головку репейника села маленькая, с пальчик рукавицы, серая птица. В голых кустах черемух, по мускулистым сучьям яблонь прыгают желтоперые щеглы и свистят синицы. Язычками огня мечутся по садам яркие красногрудые снегири.
Ноябрь-полузимник установился с этого дня недолгой хорошей погодой, словно собираясь с последними силами, чтобы выехать потом на пегой кобыле: то снег, то грязь, то грязь, то снег. Старики говорят: ноябрь с гвоздем, декабрь с мостом. И не велика вроде у ноября кузница, а на всю Русь в ней оковы куются: ледостав уже на прудах и озерах.