— Я, Федор Владимирович. Я думал, вы и не узнаете меня… Вот, прикатил в гости.
Колесов встал, засуетился было, усаживая Кержова, и вдруг смутился, покраснел, потом сказал:
— Знаешь… мне не велено говорить много. Давай шахматы расставим, а то тебя быстро выпроводят.
Федор Владимирович подкатил низенький столик, расставил на нем фигуры, сделал первый ход. Кержов повторил — пешкой от короля. Колесов выставил коня, а Володька помолчал немного и хохотнул:
— Соглашайтесь на ничью, Федор Владимирович!
— Постой, как на ничью?..
— А так! Я при таком начале у Таля партию выиграл. В поезде ехали… Я подвинул пешку и думаю час, второй — ходить мне еще или нет. Он видит, с кем играет, — запросил ничью! Ну, я уважил…
Колесов расхохотался, но скоро схватил рукой грудь и умолк, хотя глаза шельмовато улыбались.
— Не умею играть… — признался Кержов.
— Не беда, научишься еще. Рассказывай, что у вас нового!
И Володька стал рассказывать. Сперва о Бочкареве, потом о питателях, об Аликовом рисунке, наконец, о новой мастерской, строительство которой хочет затеять Сергей…
— Тебя Горобец прислал? — спросил Колесов.
— Да!.. Нет!.. — запутался Кержов. — Я из Суражевки, мимолетом.
Из-за пазухи халата, наверное из потайного кармана, Колесов вытащил трубочку с коротким мундштуком, наскреб из кармана табачного крошева, со смаком раскурил от случайно оказавшейся у Кержова спички.
— Выйдет у нас что-нибудь? — не утерпел Кержов. — Если мы вместе возьмемся? У нас молодость, у вас авторитет!..
Колесов снова полез в карман, вытащил измятый конверт и протянул Кержову.
— Обо мне Константин Николаевич уже позаботился. Сообщают, что принят в совпартшколу.
Володька скуксился и как-то жалобно протянул:
— А мы-то думали: вместе… И чего Подложный противится?
Колесов постучал трубкой по ладони.
— Не знаю, солдат. Служба — штука хитрая. Вся и беда, что вы молоды. Каково-то Подложному соглашаться с вами?! Психологическая несовместимость… А хозяин он рачительный, уверен, что за него думать на пристани никто не обязан.
Володька возмутился:
— Так что, Подложный ради пристани или пристань ради Подложного? Зачем же мы вкалываем до треска в лопатках!
— А правда, — покашливая от едкого дыма, хитря, переспросил Колесов, — зачем?
Его темные глаза пристально смотрели на Владимира. На висках Кержова вспухли голубоватые жилки и часто запульсировали. Он поднял кулак и медленно, весомо опустил его на стол.
— Ну, — сказал, — прощайте! — И дрожь была в его голосе. — Я думал, вам-то понятно все! Справимся без вас с Костей.
Володька решительно отодвинул кресло. Колесов спокойно улыбнулся: