— Иван, тебя же не перебивали, когда ты говорил. Дай человеку выступить!
В эту короткую паузу только двое — Черемизин и Горобец — думали примерно одинаково. По гладко построенным фразам Подложного о мастерской они догадывались, что это не все. Начальник пристани приготовил еще нечто.
Сергей исподлобья смотрел на Подложного. И точно — на него направлял свой удар Костя. Тут и историю с выговором приплел, и про Синько вспомнил, которому, дескать, Горобец поблажки устраивает, посмеялся над горобцовскими весами, о каких-то отгулах сказал, которыми Сергей «покрывает» рабочих, и пошел всякое лыко в строку ставить. До того дошел, что Горобец, мол, о том только и печется, как бы Черемизина побоку, а самому на его место!..
— Сергей Никандрович, — Подложный поиграл карандашом, — если ты честный человек, не дашь мне соврать! Помнишь, был у нас подобный разговор…
— Помню! — сказал Сергей.
Наступила тишина.
Получилось так, что рабочие поддерживали выскочку, если не сказать хлеще!
— Я помню, — Сергей встал, — наш разговор у вас за чаем… Вы спросили, кем бы я хотел работать. Конфиденциально спросили. Я и сказал тогда, что хочу заниматься техническим творчеством, и даже, что мог бы заменить… главного инженера. Вы сказали, что любите веселые шутки. А я согласен: ставьте, спрашивайте, за главного справлюсь. Уж что-что, а то, что «два пи-эр» — формула окружности — знаю!..
Рабочие, услыхав кличку Бобкова, рассмеялись.
— Ловкач вы, Константин Николаевич! — садясь, добавил негромко Сергей.
— Что-что? — переспросил Подложный.
Старик Реснянский в это время поднял руку. Черемизин сказал Сергею:
— Не волнуйся, Горобец. Ясно, что вы с Константином Николаевичем увлеклись… Я думаю, и не грех солдату мечтать о генеральском чине, а тем более — комбату… — В пальцах Подложного неожиданно хрустнул карандаш. — Вот видите, — сказал Черемизин, но не закончил мысль. — А сейчас слово Дмитрию Алексеевичу Реснянскому.
В красной рубахе с расстегнутым воротом, из которого виднелся загорелый треугольник черноволосой груди, старик подошел к столу и, резко огладив усы, сурово спросил:
— За кого нас считаете, Константин Николаич? Я работаю с Горобцом и знаю его. Начто человека поганить? Вы у народа спросите, какой он. Идей, про какие тут гуторили, у него на десяток инженеров хватит. Да не все в охапку, беремя велико! А мастерская чем плоха? Чаю, здоровье людское поболе трех тыщ стоит… — Реснянский помолчал. — Раз на то пошло, и о грохоте скажу. Вы, Константин Николаич, с Бобковым большое награждение за него получили, а потом на свалку швырнули — пусть ржа ест… А Горобец придумал, как тот грохот обратно на ноги поднять. Мы прикинули — дак дельно придумал… В ливень-то кто помпу на ленту пустил? А как питатели делали? Изо всех дыр пар свистел! Да кабы Горобец и главным стал — неплохо было б!