Разве мог я после этого не стать моряком?! Ведь Милена верила…
XXIV
Почему на земле так трудно быть одному?
На море спокойнее, хотя опасность подстерегает там чаще. И на море человек редко бывает один. Если лодку твою унесло от берега, тебя почти всегда будут искать, искать, чтобы спасти.
На земле, даже когда ты провалишься сквозь землю, другой закон. Скорее будут искать, чтобы узнать, где ты. И не всегда случайный прохожий подаст тебе руку на помощь. В море такого не бывает, потому что там каждый может оказаться в беде. А по земле люди ходят как будто застрахованные. Застрахованные от чужой боли и чужого несчастья, от чужой радости и чужой дружбы.
Может быть, поэтому люди и страдают так тяжело.
Каждые полчаса на морях смолкают рации. И каждые полчаса радисты забывают о своих трубках, папиросах и сигаретах. Каждые полчаса три минуты вслушиваются они напряженно в эфир. Они слушают океан, чтобы откликнуться на зов о помощи.
Кому и что крикну я?!
Неужели же во всем городе нет теперь человека, который бы выслушал, утешил меня? Просто поговорили бы о пустяках, но так, чтобы потом дышалось легче, чтобы сердцу стало просторней!
XXV
Вспомнил!
Милена писала, что в редакции комсомольской газеты работает Светка Демина, ее подруга.
Это была единственная девчонка в нашем классе, которая сидела на задней парте — всегда на последней парте правого ряда, в углу у стенки. Кажется, ни разу за десять лет не сменила она место. Тихая, худая, бледная. Не по возрасту большие выразительные глаза. Карие. И какой-то ломкий, как звук балалаечной струны, голос. Никогда бы не подумал, что такая может стать журналисткой. Другое дело — парикмахершей или кассиршей, пианисткой, наконец! Но журналисткой?! Тихоня, Галу́шка!.. — как звали Светку в школе — это может быть только в нашем городе, или больше нигде!
XXVI
Когда на море после сильного шторма входишь в штиль, на душе хоть и хорошо, но все-таки неспокойно. Уже не в тягость заботы: можешь нежиться на солнце, сосать трубку, которая разгорается с первой спички, а ты, словно не веря себе, будешь бесцельно брякать в руке коробком, щуриться на блеск волны и смачно сплевывать, все еще переживая в душе тревоги авралов и невольно напрягаясь от длинных, как буксирные концы, распоряжений и команд вахтенного начальника с тугими, точно морской узел, ругательствами, что ожесточали тебя и злили и помогали перебарывать стихию. После сильного шторма хорошо идти по волне — небольшой, балла на три, встречь ветру, срывающему пенные гребни, чтобы морская пыль залетала в трубку и шипела в ней и клокотала, а ты бы время от времени накрывал чубук большим пальцем, не боясь обжечься приминал слегка жар и пепел, чувствуя, что ноги сопротивляются качке, и посмеивался бы и радовался победе.