Шли рядом.
Наши руки едва не касались. Но чтобы преодолеть расстояние — может быть, сантиметр или такую узкую полоску, в которой застрял бы и тонкий листок ясеня, требовалось усилие воли — все равно как чтобы сдвинуть гору. Надо было остановиться передохнуть или сказать что-то, но язык не поворачивался. Не хватало моченьки даже голову повернуть и улыбнуться ей.
Что-то похожее, наверное, испытывала и она. Шаг ее был сначала неровен. Несколько раз я пытался подладиться, частил, а она косила на меня взглядом, старалась идти размеренно, спокойно. Наконец и один и второй шаг мы сделали вместе, как она снова сбилась. Остановилась от неожиданности, посмотрела на меня как-то изумленно-непонимающе и вдруг засмеялась:
— А-а, пошли-ка!
И я засмеялся. Стало легко и просто. Сердце перестало дурачиться. Оно будто плавало в груди и плавилось. Я притронулся к ее локтю, и она чуть отстранила его, потом порывисто прижала к себе. Так мы и шли — теперь уже совсем рядом, нога в ногу, — через темный пустынный парк, по длинной аллее, полной неясных звуков настороженно-чуткого эха, вторившего нашим вздохам, нашему шепоту. Далеко впереди слабо просачивался пятнами бледный электрический свет улицы, мелькали неясные, призрачные тени прохожих. И все это уже за парком, и так далеко, как будто в другой жизни. Над нами в тополях сонно взграивали на гнездах грачи, с костянистым звуком хлопали их крылья. А мы о чем-то говорили и говорили, забыв о страхе, одиночестве, и было тревожно-восторженно на душе от мысли, что эта наша первая прогулка, первый вечер и все это должно было наступить давно и навсегда.
У фонтана остановились.
Каменный парапет бассейна пропитался сыростью, от него веяло холодком, и горьковатый запах листвяной прели поднимался от черной воды, свежело. Невдалеке послышались чьи-то сбивчиво-торопливые шаги, говор. Мы невольно подались ближе друг к другу, и ее горячее дыхание, волосы ее коснулись моей щеки…
Шли двое: парень и девушка. Они приглушенно спорили. Не замечая нас, остановились у противоположной стороны бассейна, и девушка оживленно, с отчетливой надеждой в голосе спросила:
— А по-омнишь?!
Парень промолчал.
— Ну?! — повторила она капризнее.
С какой-то до боли знакомой, но неузнаваемой из-за шепота интонацией он торопливо ответил:
— Кажется, у тебя нет оснований упрекать меня в забывчивости…
Вдруг — чмок! чмок! — звонкий поцелуй. Кто кого — поди разбери!..
— Бежим! — сказала девушка. — А то опоздаем!..
С легкой и грустной завистью слушали мы их топот, и нам тоже хотелось поцеловаться, но теперь мы не могли, догадываясь, что парк и «звезда» фонтана — их место. Что ж, пусть так и будет. Если бы мы поторопились, нам было бы теперь неловко и стыдно, а почему — и сами не знали, как объяснить.