— Если будешь так успевать, очень меня порадуешь. Я отцу не пожалуюсь и про учительницу думать не стану. Какие у тебя были отметки?
— В прошлом году?
— В табеле.
— Две двойки!
— По каким предметам?
— По словацкому языку и по русскому.
— Глуповат ты ещё… Половинные ноты мы считаем так: раз-два, три-четыре, раз-два, три-четыре… — После каждых двух слов он взмахивал рукой, как будто что-то отрубить хотел. — Раз-два, — взмах, — три-четыре, — новый взмах руки.
При четвертных нотах он взмахивал каждый раз: раз, два, три, четыре…
При нотах в одну восьмую долю он сунул руки в карманы и только покачивал головой: ра-аз, два-а, три-и, четы-ре…
При нотах в шестнадцатую долю он покачивал головой быстрее: ра-а-аз, два-а-а-а, три-и-и-и, че-ты-ре-е.
Исписал нотами целый лист, сунул мне в карман и велел прийти через неделю.
Я говорил уже, что Лацо Гельдт живёт в новом доме. Дом-то новый, а дорога к нему страсть какая плохая, вся в ухабах. Ещё счастье, что шоссе близко.
Я остановился у железной калитки и нажал красную пуговку. Не потому, что калитка заперта была. Мне просто попробовать электрический звонок захотелось. Таких звонков в городе-то у вас сколько угодно, а в Грушковце всего три или четыре отыщется. И этот звонок поставил сам Лацо. «Вот пустяки какие!» — скажет иной. А отчего же в других домах таких звонков нет? Будь Лацо постарше, его непременно бы мастером на все руки называли. Я нашёл его в самый разгар работы. Он паял какие-то проволочки для радио. Как увидал меня, свою работу отложил в сторону и вокруг меня начал крутиться. Ну понятное дело, геликон был ему интересен, а вовсе не я.
— Откуда он у тебя? — спросил Лацо и поглядел широко открытыми глазами на трубу.
— Ведь я же неделю назад тебе о нём говорил.
— А это взаправду? — недоверчиво спросил он.
— Что — взаправду?
— Взаправду тебе на время дали?
— Сам видишь. Вот я и пришёл тебе показать.
— И ты уже что-нибудь сыграть можешь?
Я, конечно, тут же поднёс мундштук к губам и гамму сыграл.
— Что это?
— Гамма.
— И песенку сумеешь?
— Ещё не научился.
— А когда ты песенки играть станешь?
— И песенкам научусь, — пообещал я.
Я дал геликон Лацо и, как обращаться с ним, показал. Лацо был парень самонадеянный.
Я немного позанимался с ним, потом его радио меня заинтересовало.
— Радио-то у тебя будет самое настоящее? — спросил я.
— Самое настоящее.
— И играть станет?
— Какое же это радио, если не играет?
— А ты его сам сделаешь?
— Сам. Ну и брат старший поможет, — добавил Лацо, помолчав.
— Когда же готово оно будет?
— Когда все детали куплю.
— Разве их у тебя нет?