По улице вышагивает дядюшка Та́уберт. На спине у него барабан, в руках палочки барабанные. Дядюшка Тауберт малюсенький, меньше меня, а барабанище во какой!
Играли однажды грушковецкие музыканты в Верхних Орешанах. И, говорят, лопнул вдруг ремень, барабан-то покатился, а дядюшка Тауберт за ним побежал с горки. Почти догнал он свой инструмент, а как его остановить, не знает. Бежал, бежал дядюшка, барабан даже успел обогнать и вдруг — бац! — растянулся на дороге. Барабан перекатился через него и в канаву упал. До сих пор дядюшке Тауберту это припоминают.
— Дядя Тауберт, вы куда? — закричал я ему.
— Куда же мне как не на репетицию? — ответил он.
— На репетицию? На какую?
— Нашего оркестра.
Засмеялся он и дальше зашагал. Я за ним.
— Дядя Тауберт, а мне можно с вами?
— Со мной? А тебе что там делать?
— Я трубить стану, — отвечаю я.
— Тру-у-бить? Много таких найдётся! Купи трубу и труби на здоровье.
— Дядя Тауберт, так ведь я учусь уже…
— Это хорошо, что ты учишься. Учись, пока молод! В мои-то годы поздно будет учиться.
— Дядя Тауберт, так ведь я уже две недели учусь. Вы не знаете? У меня геликон!
— Гелико-он? А ты, малыш, понимаешь, что такое геликон? Такую большую трубу тебе и не поднять.
— А я поднимаю!
— Да унести не можешь.
— Он у меня дома. Это Рудо Кемёнеша геликон.
— Помолчи-ка! Где же ты его украл? — Старик даже остановился.
— Да мне сам дядя Загрушка дал.
— Загрушка? Он тебе на время дал. Геликон-то общественный. Посмотрим! Так, значит, у тебя геликон Рудо? Хе-хе! И ты уже кое-что играешь?
— Гамму.
— Это хорошо, что ты гамму можешь сыграть. Хе-хе-хе! Но хватит ли у тебя силёнок?
— Я играю гамму снизу вверх и сверху вниз.
— Ишь ты! Далеко уже пошёл. А какую? Какую гамму ты сыграешь?
— Си бемоль мажор!
— Си бемоль мажор? А до мажор ещё не сыграешь?
— Нет. Но ми бемоль мажор тоже сыграю.
— Две гаммы? Ну, тогда беги домой, и мы можем пойти вместе. Беги домой, я тебя подожду.
Репетицию нашего оркестра всегда устраивают в пожарке. Помещение невелико и вдобавок ещё всяким хламом завалено. На стенах пожарные рукава, запасные брандспойты, а у дверей сигнальные трубы. На самой серёдке длинный стол поставлен, и на него музыканты кладут ноты. Табуреток нет. Но это даже удобнее. С табуретками-то в пожарку не все музыканты влезут. Неподалёку от двери маленькое окошечко с решёткой. Ребятишки, живущие поблизости, музыку как заслышат, прибегают и лезут к окошечку, заглядывают внутрь. Дядюшка Тома́шович или дядюшка Загрушка то и дело выскакивают наружу и шугают ребятишек шапкой. А те всякий раз врассыпную. Но стоит дядюшке Томашовичу уйти, как они снова к окошку лезут. Дядюшка Томашович становится возле вторых голосов и давай в нотах рыться. Вы не знаете, что такое вторые голоса? Второй голос — это музыкант, который вто́рит. На нотах написано: «Труба S», но старые музыканты называют инструмент не «труба S», а «втора». Об этом я узнал на первой же репетиции. Дядюшка Тауберт познакомил меня со всеми музыкальными инструментами, только одного не сумел объяснить: какая разница между бас-корнетом и эуфониумом. Это такие две довольно большие трубы, только эуфониум чуть побольше. Непосвящённый человек это едва ли даже заметит. Бас-корнет называют ещё тенором.