Арехин прошел длинным пустым коридором. Ни корреспондентов, ни въедливых знатоков, ни любопытствующей публики. Никого.
Он вышел из подъезда бывшего Приюта Иерусалимских Паломников, ныне же Дома Пролетарской Мысли. Фонарь не горел. Стареющий месяц светил вполсилы, но Трошин мигом углядел Арехина, и через несколько секунд Фоб и Дейм уже били копытами о мостовую. Мартовский снег еще держался, но скоро, скоро придется менять сани на дутики.
Пока он устраивался, вышли еще двое. Свои же братья-шахматисты. Молча смотрели вслед, и лишь потом заговорили — негромко, вполголоса. Скрип полозьев, свист ветра, топот копыт не помешали услышать очередное «продался большевикам, и как удачно продался». Ну-ну. Иуду в спину пускали не впервой, но всегда шепотом, в уверенности, что не услышит. Разве они виноваты, что Арехин слышит? Что ж их теперь, на дуэль вызывать, через платок стреляться? Да не станут они стреляться. И повод глупый. Какой же он Иуда? Иуда пешком ходил, маузера на виду не носил, и пары браунингов-спесиаль в потайных карманах тоже, оттого и был повешен. Нежелательных свидетелей устраняют, не так ли? Его, пожалуй, тоже захотят устранить. Но не сегодня, не завтра и даже не послезавтра. Это если брать в расчет власть. А так, конечно, желающих много. Да за один выезд собственный на клочки бы порвали, кабы не боялись. Хотя порой отчаянные головы и находятся. Клуб самоубийц Фоба и Дейма.
Нет, Иудой Искариотом Арехин себя не чувствовал совершенно. Какой же Иуда без Иисуса? Самодержавие в роли мессии? Даже не грустно. Вот Иудой Маккавеем — другое дело, на Маккавея он согласен. А в спину шипят только пресмыкающиеся. По свойству натуры.
Трошин привез в МУС. Конечно, можно было бы и домой, но что ему делать дома? Фройлян Рюэгг выехала с делегацией в Гельсингфорс, разбирать нынешнюю партию нет смысла — соперник сделал грубую ошибку на восьмом ходу, все остальное свелось к тому, чтобы показать сопернику, насколько сильно тот ошибся. Почитать последнюю книгу господина Уэллса, любезно присланную автором? Так ее выпросил на три дня Ленин, через которого, собственно, и была передана книга. Поэтому оставалось одно — выйти на службу. Дело обязательно найдется.
И оно нашлось.
— Как раз для вас, Александр Александрович, — товарищ Оболикшто был мягок и убедителен. А ведь мог бы просто приказать. — За стены Кремля кому ж и идти? А если кто и пойдет, пустят ли? А пустят, так растеряется человек, не зная ни людей, ни места. Во-вторых, уж больно заверчено дело, тайна на тайне. Откуда этому Дорошке знать про жизнь вождей такое, что и жена не знает? Я думаю, что он — шпик, провокатор, агент охранки еще с царских годов, ну, а вдруг дело в другом? Здесь деликатность требуется, ум, проницательность. И, наконец, нам это дело поручили, так сказать, доверяя. Чека не доверили, кремлевским не доверили, а нам — доверяют. Сами понимаете, отмахнуться никак невозможно. Ум, душа, чистые руки и вообще… Ваше это дело, Александр Александрович.