— Мы все помним! — крикнул Похлебкин.
— А что тогда было? — гневно спросил Епифан Окатов, поглядев в упор на горбуна.
— А ударила тогда страшная гроза и предала огню все наши хлеба вместе с пшеницей Боярского! — крикнул в ответ Похлебкин.
— Вы слышали, гражданы хуторяне? Ударила гроза и предала огню и полымю наши хлеба. Так господь покарал перстом возмездия всех мирян нашего хутора за прегрешение одного человека. Ибо сказано в священном писании: не начинай жатвы и не разрезай куска хлеба ножом в великий и скорбный день усекновения главы Иоанна Предтечи. А какой день сегодня, вы помните? — вновь посмотрев на Похлебкина, спросил Епифан Окатов.
— Как не помнить! Али мы не крещеные? Сегодня и есть тот самый день Иоанна Предтечи! — ответил Похлебкин.
Толпа выжидательно помалкивала. А Епифан Окатов, продолжая говорить полные скрытого и зловещего смысла слова, чувствовал, что те самые мужики и бабы, которые вчера еще ревниво прислушивались к его речам и покорно опускали головы перед темными его намеками, сейчас смотрели на него отчужденными, холодными глазами.
— Нет, час возмездия пробил! Все прахом пойдет! Все подернется пеплом! Покарает господь нечестивых рабов за подобное богохульство над памятью Иоанна Предтечи. Покарает! — продолжал бубнить Епифан Окатов, грозя своим посохом толпившимся около трактора комсомольцам.
Фешка сказала вполголоса Увару Канахину, указывая кивком головы в сторону пророчествовавшего Епифана Окатова.
— Опять этот ворон каркает!
— А я ему сейчас рот заткну, — с живостью откликнулся Увар и, беспечно помахивая большим разводным ключом, зажатым в руке, подошел к окруженному толпой вещателю.
Увидев Увара Канахина, Епифан Окатов тотчас умолк, потупив долу глаза.
— Ну, что же ты замолчал, апостол? Крой дальше, — послушаем, — сказал Увар, не спуская быстрых глаз с потупившегося Епифана Окатова.
— Аминь. Все сказано, — буркнул Епифан, опасливо покосившись при этом на разводной ключ в руке Увара Канахина.
— А коли высказался, то и с амвона долой. Отправляйся-ка ты отсюдова восвояси, пророк, пока я тебя вот этим ключом не благословил за все твои кулацкие проповеди! — сказал Увар Канахин под дружный смех и одобрительные возгласы комсомольцев.
— Это что — убивством грозишь? — спросил Епифан, пятясь от Увара.
— Не прикусишь поганый язык — убью. У меня на контру рука не дрогнет! — твердо пообещал Канахин.
Епифан Окатов, торопливо осенив наступавшего на него Увара Канахина крестным знаменьем, сказал:
— Отойди от меня, сатана!
— Ну, этим ты от меня не открестишься, кулацкое отродье! — теряя последнее самообладание, крикнул Увар Канахин, бросаясь с ключом на побледневшего Епифана Окатова.