Лука ответил всем, кроме Бутукая и Тохорона. Но когда он закрыл собрание, отовсюду послышались возгласы:
— А Тохорону не растолковал!
— Бутукаю ответь!
— Этим людям я отвечу одно: видно, им захотелось побывать у меня в штабе! Смотрите! Там вопросы задаю я, и не сладко вам будет! — постучал Лука кулаком по столу, собираясь уходить.
— Это не собрание! Не надо было и собирать тогда! — ворчали, расходясь, люди.
Между белыми штабами шныряло множество шаманов. В Талбе побывало их больше десятка.
Был шаман Щука, шепелявый, по-щучьи пучеглазый молодой хитрец с непрестанно дергающимся лицом. Во время камлания Щука звучно лизал раскаленную докрасна железную лопату. Говорили, что он, оборотившись серым волком, ускакал в лес от пяти красных, которые вели его на расстрел.
Был шаман Тарелка, одетый по-городскому, причесанный на пробор пожилой щеголь. Про него говорили, что он своим кинжалом в добрых — полторы четверти длиной прокалывал себе грудь и глаза. Говорили еще, что допрашивавший его красный командир сразу же сошел с ума…
Был у Луки и свой главный шаман — Ворон. Он совал бубен в запечный сумрак, а сам протяжно свистел, нагнувшись над ним. Потом начинал умываться из бубна да не водой, а настоящей кровью. Прославился Ворон тем, что вместе с Лукой увел талбинцев от волревкома и спас им жизнь.
Было еще множество мелких шаманов, прорицателей и колдунов, умеющих толковать сны, гадать на картах. И все они, и прославленные и безвестные, в один голос уверяли, что красные сгинут в два-три месяца.
Наконец пожаловала в Талбу дородная красавица шаманка Дыгый, та, которая когда-то вела песенные переговоры с лебедями, обиженными Григорием Егоровым.
Одетая в белый шелк, с распущенными пышными волосами, плыла она в пляске, плавно размахивая зажатыми меж пальцев правой руки тремя длинными белыми пучками конского волоса. Серебристым голоском напевала она в сладостной истоме:
Видно, великий грех
Землю-мать осквернил.
Видно, богиню свою Айысыт
Непочтеньем якут оскорбил…
Оттого-то
Горючими слезами
Истекла якутская земля…
Оттого-то
Дробной дрожью
Задрожала якутская земля…
Красавица Дыгый была «белой шаманкой», иначе говоря — зналась только с добрыми духами земли и леса, с небожителями — защитниками рода человеческого от всех семидесяти семи несчастий и бед, насылаемых чертями и злыми людьми.
Прикрыв глаза, нежно напевала Дыгый о том, как она на волшебных крыльях своих белоснежной лебедью облетала дальние края якутской земли и как видела она, что с востока, прорубая сквозь тайгу просеку в десять шагов шириной, везут на ста пятидесяти лошадях великую пушку от заморского царя.