Сейчас стоило бы еще пройтись, посмотреть, что да как. Новыми глазами.
Очень не хотелось, но я пересилил себя.
Ничего нового не нашел, кроме ямы за оградой кладбища. Она была в стороне и от лагеря, и от деревни, потому раньше не попадалась на глаза. Плита действительно оказалась тяжелой. И действительно, на ней было что-то высечено, но неразборчиво, не понять, буквы это, или просто стесали предыдущую надпись. Такое случается.
По крайней мере, я убедился, что ее так и не засыпали. Что еще?
Я прошелся по кладбищу. Сейчас следы деятельности старателей просто бросались в глаза — свежая земля, просевшие могилы, сдвинутые надгробья. И все-таки — почему одну плиту не положили на место? Вернее, две, одну на кладбище, другую вне его?
А не успели. Или не захотели, не сочли важным… Причин много можно придумать, вот только что общего у них с реальностью?
Я почувствовал, что устал. Что взялся за нечто, абсолютно мне непосильное, к чему и не знаю, как подступиться.
Спешно, почти бегом, вернулся я к Чуне, завел мотор и поехал.
Факты складывались в весьма неприглядную картину. Неприглядную и безрадостную. Более того, мрачную.
Лучше всего было бы дневник спрятать или уничтожить, и обо всем позабыть. Пусть идет, как идет. То есть, практически никак не идет, стоит на месте.
А старуха, баба Настя? Интересовались ли ею в милиции, допрашивали, что она им сказала? Мне ведь о раскопках умолчала.
Двадцатый дом по улице Советской не спал, да и время не самое позднее. Но все-таки, одиннадцатый час. Почти полночь. Не лучшее время для визита.
— А в больнице она, в области, — раздраженно проговорила дочка. На меня смотрело лицо человека, ничего не получившего по праву рождения. Все приходилось брать боем, и каждый бой оставил свой след. На ее лице можно было отыскать все — настороженность, хитрость, готовность в любой миг дать отпор или, наоборот, кинуться на то, что плохо пристроено; самодовольствие от достигнутого и сомнение, постоянное сомнение — не продешевила ли?
Короче, я смотрелся в зеркало.
— В какой больнице? — печалиться и философствовать можно и попозже, на диванчике. С бутылочкой бренди. Не с бутылочкой — с бутылкой. Бутылищей, чтоб надолго хватило.
— В областной, в какой же еще. Три дня, как отправили.
— А что случилось? Заболела?
— Сама себе беду нашла…
— Да?
— Собаки дикие порвали ее Гулять пошла, тесно ей здесь. Зачемприезжала, если тесно?
— А фамилия, какая у нее фамилия, — хорошо, наконец, спохватился.
— Киреева, Настасья Киреева.
Я поблагодарил дочку и снова запустил мотор. Еще раз мимо. Не складываются последнее время у меня дела. Берусь не за свои, вот и не складываются.