Он ушел в день, когда Россия праздновала свой новый праздник свободы 12 июня и готовилась к Троице.
Это случилось в Париже.
Теперь одним светочем будет меньше, одной великой могилой больше.
Ну а мы-то как дальше сможем без него?
С тех пор как Георгий Владимов в маленькой компании, пристукивая ладошкой по столу, однажды пропел нам песни Булата, это было в году шестидесятом или чуть раньше, песни сопровождали меня всю жизнь и даже снились по ночам.
А если говорить о нас, обо всех, он один из немногих, кто смог рассказать нам о нашем же поколении.
Спасибо, Господи, что Ты нам послал время для жизни вместе с ним.
Его слова, обращенные к Тебе: «Господи, мой Боже, зеленоглазый мой», когда-то поразили меня интимностью, с которой может обращаться лишь сын к своему отцу. Теперь вы встретились. Сейчас, оглядываясь назад, я думаю, что Булат был счастлив. Он пел, и его голос знали наизусть.
Он познал оголтелое гонение на свои песни и стихи, но он познал и всенародную любовь.
Я думаю, что у всех, кто его знал, лично или заочно, отношение к нему было все равно глубоко личным. Ну как к родному человеку, члену семьи.
В моей жизни было несколько моментов, связанных с Булатом. Тогда еще мы не были знакомы. Но я приехал в Болгарию, и меня попросили рассказать о нем, о его песнях. Но как можно рассказать о песнях, если их не петь?
Понятно, что мое пение могло быть лишь на уровне мычания, но мы тогда магнитофонов с собой не возили.
Помню, спел его «Молитву», которая меня особенно поразила, потом другие, и они понравились моим пловдивским друзьям. А через какое-то время там впервые прокрутили по телику фильм с песнями Булата, снятый, кажется, поляками, и болгары мне об этом написали, упомянув, что им лично кажется, что я пел не хуже самого Булата. Я понимал, что это преувеличение, но жутко этим гордился.
Еще у меня была девочка, возлюбленная, и, когда у меня не хватало для нее слов, я пел ей «Агнешку». И я видел, как зажигаются ее глаза. Эту песню знают мало, а там замечательные слова, начинается она так: «Мы связаны, Агнешка, с тобой одной судьбою, в прощанье и прощенье, и в смехе и в слезах, когда трубач над Краковом возносится с трубою, хватаюсь я за саблю с надеждою в глазах…»
Я видел этого трубача, когда побывал в Кракове, но песня для меня не только о нем, но и обо мне и самом Булате… И неведомой Агнешке, такой же, наверное, прекрасной, как моя тогдашняя любовь.