В сборнике есть стихи, которые он посвятил мне.
Дело не в моей персоне, ей-богу, мог быть и кто-то другой, к кому он обратился бы с этими словами. Я получил их в подарок лично где-то в Германии, после одного застолья. Четкий и очень разборчивый подчерк, ни одной помарки.
Насколько мудрее законы, чем мы, брат, с тобою!
Настолько, насколько прекраснее солнце, чем тьма.
Лишь только начнешь размышлять над своею судьбою, —
как тотчас в башке – то печаль, то сума, то тюрьма.
А долго ль еще колесить нам по этим дорогам
с тоскою в глазах и с сумой на сутулой спине?
И кто виноват, если выбор, дарованный Богом,
выходит нам боком?.. По нашей, по нашей вине.
Конечно, когда-нибудь будет конец этой драме,
а ныне все то же, что нам непонятно самим…
Насколько прекрасней портрет наш в ореховой раме,
чем мы, брат, с тобою, лежащие в прахе пред ним!
Реклингхаузен,
январь 1993 г.
На книжке Булат написал: «Будь здоров, Толя! И вся семья!»
Я думаю, книжка была подарена, когда мы встретились после летних отпусков у себя, на Помиловании. Нам оставалось быть вместе менее четырех лет.
Всего несколько эпизодов.
Театр Вахтангова, мы приехали пораньше, почти все из Помилования, но стоим в очереди, в толпе. А мимо нас, выныривая откуда-то из переулка, проскакивают Костюковский, Огнев, депутаты… Всяческие, в общем, деятели. В нашу сторону не смотрят, хотя стоят такие, как Разгон. Ему-то под девяносто. Да и Галя Дробот немолода. Одна только Рада Полищук заметила, подошла и встала рядом с нами.
Подъезжает Гусинский с охраной в каком-то бронированном лимузине. Стража встает цепочкой, и он, проскочив уличный просвет, ныряет в двери. Теперь, пока не вынырнет, никого, ясное дело, не подпустят и близко.
В почетном пока стоять некому, а быстрый Иванушкин уже успел нас представить. Сам я бы постеснялся. Надевают нарукавники, выводят, я заменяю Васю Аксенова. Ко мне подходит, чуть покачиваясь, Разгон, и так, странно, мы стоим обнявшись и плачем в рукав друг другу, такие совсем не похожие на караул. Звучат в записи песни Булата, и вот чудо, именно в этот момент, когда мы приблизились к нему, он запел мою, любимую мной «Молитву».
Совпадение? Или – знак свыше?
Сложив розы, белые с розовым окаемом, подхожу к Ольге. Рядом Беллочка Ахмадулина в шляпке. На лицо падает темная тень, так что глаз не разобрать. Меня сажают, но я тут же уступаю место Леве. Рядом, за стулом, шведка Христина, лицо ее мокро, руки дрожат. Она вцепляется в мою руку, и так, соединенные общим чувством, мы долго стоим. А всего-то и виделись в Стокгольме, где она подошла ко мне на выступлении в Союзе писателей и попросила передать Булату письмо. Оказывается, она великая певица, такая же, по словам Ольги, знаменитая, как у нас Булат. За свои деньги, кстати, издала у себя на родине книгу Булата.