Роберт Рождественский
Кто же такие мы?
В воспоминаниях о Роберте Рождественском сказано, что в каждом городе, большом или маленьком, кто-нибудь каждый день слушает или произносит его строки. И вот совпадение – когда обдумывал я начало этих записей, в Большом Кремлевском зале в День защитника Отечества Иосиф Кобзон исполнял песню: «Кто же такие мы?». Я не нашел этой песни в последних сборниках, даже не знаю слов, но думаю, достаточно самого названия, чтобы вслед за автором попробовать поразмыслить о нашем времени и, конечно, о самом поэте.
Горькая обязанность – писать воспоминания о тех, кто был рядом и мог бы еще быть рядом. С одними дружил, с другими учился или работал, с третьими лишь соприкоснулся по случаю, но все, все они были частью моей жизни, без них, хорошо сознаю, нет и меня. Я воспринимаю нелегкую обязанность рассказывать о них как некое отторжение от себя, как облегчение, которого вовсе не желаю. К тому же горькая, повторю, обязанность, свидетельствовать о давних временах еще раз подтверждает, что все – и они, и мы – в некотором роде уже история.
Вот они стоят на фоне зимнего Переделкина: Роберт, Женя, Андрей. Если не ошибаюсь, памятное фото из «Огонька». Все трое в роскошных дубленках, энергичные, в самом, как говорят, расцвете творческих сил, уже знаменитые. Их как бы равняли: и этим фото, и в поэзии, и в жизни, а они разные. Амбициозные, громкие, рекламные и не очень, и Роберт среди них, пожалуй, наименее вызывающий, он спокоен, внутренне сосредоточен и как бы погружен в себя. Таким и запомнился он с первых лет знакомства в Литературном институте: несуетливостью, врожденной интеллигентностью, чувством такта и уважения к пишущим коллегам.
Помню, на самом первом моем обсуждении стихов на семинаре Льва Ошанина он, как оказалось, чтобы не смущать меня – все-таки старшекурсник, простоял за дверью, чтобы услышать мои стихи. Стихи, насколько я понимаю, были плохие. Но Роберт ничего не сказал, поблагодарил и ушел. Это было в 1955 году. А вскоре мы читали, передавая друг другу, новомирский номер с его поэмой «Моя любовь» и цитировали на память строки: «Вышли в жизнь романтики, ум у книг занявшие, кроме математики, сложностей не знавшие…»
Возможно, не обо всех о нас, но все равно броско и похоже. В Литературном институте того времени любили поэзию и знали поэтов. И тех, кто ушел навсегда, и нынешних, вплоть до Вознесенского и Евтушенко. Вечерние посиделки, литературные вечера, семинары под руководством живых классиков, и традиционные, всеми любимые «капустники», авторами которых являлся всегда Роберт, с ним Владимир Морозов, он потом покончит с собой, и Коля Анциферов, тоже рано умерший. Мне доставались крошечные роли, но я и до сих пор помню текст, дело происходит в Древнем Риме, и один студент другого спрашивает: «О Степий, куда ты шаги свои так направляешь?!» Имелось в виду, что он направляется вовсе не на лекцию. В финале посланец возглашает: «Лекции этой не будет… болен профессор смертельно!» И тут же дружный хор: «Зевсу всесильному слава!»