Осветила через полсотни лет, но кострами зэков, а «полной» была от переполненных лагерей.
Ну а что касается каторги, которую уважаемый писатель застал на Сахалине, то и здесь прежде всего поражает описание тюрем, где много света, открытые на природу окна, большая кубатура, а заключенные могут входить и выходить куда вздумается. Ну а если кто-то и пребывает в тюрьме, то лишь потому, что она служит людям приютом для ночлега.
Каторжанам, по описанию Чехова, выдавали ежесуточно хлеб, крупу и мясо. Причем мясо давали каждый день, в сравнении, скажем, с Пруссией, где мясо в тюрьме дают, по замечанию Чехова, только три раза в неделю. Еще такая подробность – каждый год каторжанину выдают меховой полушубок, шапку, рабочую одежду и четыре пары обуви, кроме еще двух, опять же для работы. Думаю, что ныне на такую бы каторгу попросился любой бедствующий россиянин, особенно из провинции, а уж беженцы из бывших республик сочли бы Сахалин просто раем!
Интересуется писатель урожаем, составом почвы, ее обработкой, удобрением и т. д. Но, вникая в земельные дела, Чехов делает вывод, что будущее острова не в обработке земли и даже не в охоте, ибо бывшим убийцам нельзя доверять охоту, они будут слишком жестоки (!) к зверям… А будущее Сахалина – рыба. Рыба, которую пока что ловят в основном предприимчивые японцы. И редко-редко, очень варварскими методами, сами каторжане.
При этом писатель замечает, что если бы в «Русской женщине» Некрасова герой вместо того, чтобы работать на руднике, ловил для тюрьмы рыбу или рубил лес, многие читатели остались бы не удовлетворены. И далее он поясняет, что немалой помехой для упорядочения ссылки и каторги служит настроение нашего общества. Оно всегда возмущалось тюремными порядками, но в то же время всякий шаг к улучшению быта арестантов встречен протестами. Нехорошо, считают они, если в тюрьме будут жить лучше, чем дома. Каторга должна быть, по их мнению, адом. И когда в пересыльных вагонах давали заключенным вместо воды квас, это называлось «нянчиться с убийцами и поджигателями».
Как же это походит на нынешние высказывания известных депутатов, но и авторов писем из народа. Даже текстуально. А на Сахалине, как выясняется к тому же, труд каторжанина ограничен законом и приближен к обыкновенному крестьянскому и фабричному труду: летом 12 часов, а зимой 7 часов работы. Стоит, наверное, напомнить, что большевики, которые, придя к власти, невероятно ужесточили содержание заключенных, сами-то, при царской власти, сидели вполне в человеческих условиях (камера на одного!), а если Ульянов-Ленин писал для конспирации молоком из хлебной чернильницы, то это лишь означает, что хватало тогда в тюрьмах и хлеба, и молока. Да и отношение к заключенным было иным. Вот и Антон Павлович пишет, что «каторжник, как глубоко ни был испорчен и несправедлив, любит всего больше справедливость, и если ее нет в людях, поставленных выше его, то из года в год впадает в озлобление, в крайнее неверие».