Грусть, печаль. Эрик Хансен теперь стал понимать проклинаемого фюрером после его капитуляции фельдмаршала Паулюса. Как в таких условиях можно воевать? Без авиации, без складов, без транспорта и снабжения? Ведь когда группа уходила из Гатчины, Эрик сознательно приказал не эвакуировать оттуда госпиталя. А что ещё оставалось? Медикаментов – нет, мест для размещения госпиталей в ближайшей округе – нет, да и транспорта, чтобы вывезти раненых, тоже нет. Да и вроде бы, как уверяют парни из Абвергруппы, тихо-тихо, на ушко, если что, мы ничего такого не говорили, – русские к пленённым раненым относятся практически так же, как и к своим, по крайней мере лечат на общих основаниях.
До обещанного фюрером деблокирующего удара ещё две недели. Как их прожить-продержаться? Русские из вспомогательной полиции и мобилизованные в хиви[72] местные жители массово исчезают-дезертируют. Каждое утро из частей идут доклады об исчезновении офицеров и солдат. И хрен разберёшь, то ли к русским перебежали, то ли русские диверсанты очередную дюжину «языков» уволокли, то ли русский медведь задрал отошедшего по нужде арийца.
Очень завидовал Эрик обгоревшему ниже пояса бывшему командующему группой генералу Спету. Спет остался в одном из госпиталей Гатчины. Для Ханса война закончилась. Русский госпиталь, затем генеральский лагерь, а после войны, как бы она ни закончилась, хрен чего ему предъявишь. Нет никакого позора попасть в плен раненым, и нет соответственно позора за сдачу в плен подчинённых войск. Красавчик! Счастливчик Ханс!
Генерал допил какой-то непонятный травяной отвар, что изобрёл штабной повар взамен давно закончившемуся кофе, и решил выйти из сумрака землянки на солнечный свет, благо в кои-то веки в небе не слышно жужжания русского авиаразведчика. Чудом сохранённые сапёрами маскировочные сети, натянутые между деревьями, скрывали от русской авиации расположение штаба группы. Под белыми сетями и кронами деревьев попрятались землянки, палатки и даже шалаши, в которых разместились почти все штабные службы некогда грозной группы армий «Север».
Чу, слышно в лесу топор дровосека, то повар послал в лес бойцов иль завхоз. Глядит генерал, а из лесу лошадка волочит на дровнях стожок. Возница в больших сапогах, в полушубке овчинном. А в дровнях на сене ещё мужичок. «Стой, Росинант!» – крикнул возница, и с сена на снег соскочил пассажир в генеральской шинели. Ба, да это сеньор генерал Эмилио Эстебан[73] в штаб пожаловал.
– Что-то случилось? – не дожидаясь приветствия, спросил подходящего подчинённого Хансен.