– Нам надо выстроиться в цепь, – говорю я скорее себе, чем всем остальным.
Но мои слова эхом разносятся по толпе, и внезапно мы все дружно устремляемся вперед. Каспер следует за Домиником, за ним Карла, потом я, а за мной Дафна. Встав на четвереньки, я ползу вперед, схватившись за лодыжку Карлы и чувствуя, как мой сапог сжимает рука Дафны. Сквозь одежду к моей коже подступает холод – как предостережение.
– Помогите! – выкрикивает Матео и снова уходит с головой под воду.
Он больше не колотит по ней руками, похоже онемевшими от холода. Лишь старается удерживаться на поверхности. Если мы не поспешим, парень уйдет под лед, его подхватит и унесет течение, и тогда нам его не спасти…
Лед трещит. Подняв глаза, я вижу: Доминик уже подполз к Матео настолько близко, чтобы схватить его, как только парень вынырнет из воды. Но Матео уже не выныривает. Доминик подползает к полынье еще не несколько дюймов. Раздается треск – настолько громкий, что его слышу даже я, четвертая в цепочке! Но лед под Слендерменом не разверзается. Пока…
С безмолвным криком Доминик погружает руку в воду. Она, должно быть, чертовски холодная! И все же он не вынимает ее из полыньи, пытаясь нащупать друга. А потом вдруг кричит:
– Тащите!
Стиснув зубы, я начинаю отползать назад – задом наперед, не выпуская из руки лодыжку Карлы. И ощущаю натяжение нашей цепи. Оглянувшись, я вижу, что все ребята на берегу тянут к нам руки. И вот уже мы с Карлой поднимаемся на ноги на твердой земле, пока ребята вытаскивают на берег Каспера и Доминика. Матео все еще на льду, и он волочит за собой кого-то еще.
Наконец Матео добирается до берега. Ребята вокруг меня расступаются – освободить ему путь. И в этот момент я вижу того, кого Матео тянет за собой за темные намокшие кудри. Но, похоже, ни его, ни того другого это не волнует. Они не дерутся!
– О господи, да это же тело! В воде плавал труп! – вскрикивает кто-то.
Теперь и у меня вырывается крик. Я не могу его удержать, потому что фигура с кудрявыми волосами переворачивается на спину, обратив свою голову лицом ко мне. На меня смотрит Форд с посиневшими губами, раскрытыми в беззвучном крике. И у него нет глаз…