Мне требуется время, чтобы сформулировать ответ – мой мозг все еще обескуражен тем фактом, что Форд – мой друг Форд! – чуть ли не целый день провел, развлекаясь в обществе моих врагов. Нет. Он, скорее всего, завис еще где-то. Просто матери не сказал.
– Ничего страшного, миссис Саттер. Я увижусь с ним завтра в школе.
– Хорошо, я скажу ему, что ты заходила.
Убедившись, что дверь дома Саттеров закрылась, я пересекаю аллею и подхожу к воротам усадьбы. Эти витые железные ворота с выкованным именем нашего рода всегда казались мне такими гостеприимными, манили войти внутрь… И у меня всегда было ощущение, что мы неотъемлемая принадлежность усадьбы и так будет вечно. Увы, теперь эти ворота, угрожающе нависая надо мной в лунном свете, вызывают в душе гнетущее беспокойство. Соберись! Возьми себя в руки, Тёрн!
Я замираю на месте лишь на секунду. Сверкающий объектив камеры над правым воротным столбом напоминает мне (хоть я и не нуждаюсь в этом напоминании): я не должна здесь находиться. Но для меня, возможно, это последний шанс закрасить свои чертовы художества в павильоне, прежде чем их увидит кто-то из Миллеров. «Возможно» – потому что Миллеры уже могли их обнаружить. Да нет, вряд ли… Иначе мои рисунки уже стали бы питательной почвой для их «Земли призраков». Интуиция подсказывает мне: еще не поздно.
Большую часть усадьбы окружает высокая кирпичная стена. И я обхожу ее до того места, где мои скромные навыки в шимми позволяют мне под пологом деревьев перелезть через стену. К счастью, я знаю, что это место не охватывается камерой. Если только Мэдок Миллер не усилил охрану.
В этой части усадьбы растут в основном красные дубы, но они прикрывают своей сенью мой путь только до моста Бурден. А там мне нужно стремительно перебежать на другую сторону и нырнуть в сад, уповая на то, что никто не выглянет из верхнего окна дома в самый неподходящий момент.
Мне приходится напомнить себе: меня не должны застукать крадущейся по усадьбе, еще вчера бывшей моим родным домом. Но уже приблизившись к мосту, на котором я провела так много часов своей жизни, и увидев в отдалении очертания особняка, я понимаю: что-то изменилось. Все ощущается совершенно иным.
Возможно, это потому, что я сознаю: по дому бродят Миллеры, эти падальщики, любители легкой наживы. А может, дело во мне самой, ведь я за последние сутки превратилась из Авы – последней дочери и наследницы проклятых Тёрнов – в Аву со старой, продуваемой ветрами мельницы.
Я быстро шагаю к мосту, влекомая знакомым рокотом низвергающегося под ним водопада. И даже сознавая, насколько важно не попасться никому на глаза, я на минуту замираю на середине моста. На том самом месте, где накануне вечером мне привиделась фигура, стоявшая так же, как сейчас стою я.