Зимними утрами, открывая глаза и всматриваясь в окно, я видела вначале два шара - черный и розовый. Черный был кустом омелы, приютившимся в кроне высокого дерева. Он напоминал мне толстого зябкого кота, съежившегося под своей шерсткой, - зимнего зверька, которого не встретишь в теплые месяцы. Омела наблюдала за моей детской комнатой и следила за всеми моими движениям с ироничным, но невраждебным вниманием. Когда в стекла барабанили коготки дождя, розовый шар исчезал, ведь он был солнцем - круглым и сладким, как апельсин в папиросной бумаге. Оно тоже было зимним созданием, которое не имело ничего общего с июньским светилом, плескало мне в лицо своим обжигающим золотом и каждый день все больше обесцвечивало «Любовь Пирама и Фисбы», висевшую на стене.
Мне нравился розовый шар. Чтобы лучше видеть его, я садилась в постели и обеими руками раздвигала густые черные пряди своих волос, под которыми спала ночью, как зверек под сеном. Дом наполнялся запахом гренок и сухого дерева. Розовый шар был на месте, и я знала, что меня ожидает сад - без снега и льда, ведь зима там была лишь отсутствием лета. Я могла целый день бродить по отцветшим аллеям, выгуливая свое бездействие и одиночество меж буксовых бордюров, которые, никогда не увядая, издавали горький и нежный аромат, и закрывала глаза, чтобы острее его ощутить. Я заранее предвкушала подаренный день - столь убийственно долгий средь тусклой наготы сада с размокшим грунтом и сиротских камней. Я вставала с кровати, и овчинка на полу ласкала мои подошвы, а нежная белая шерсть просовывалась между пальцами. Так начинался день, если розовый шар был на месте. Но когда мне был виден лишь черный, сочившийся дождевой водой за мокрыми стеклами, я знала, что сегодня придется рыться в коробках и рисовать цветными карандашами зверушек. Я слушала, как в желобе журчит вода, стекавшая по трубе, напевая песенку сирены, а затем каскадом выливавшаяся в бетонный сток. Порой она очень долго сохраняла один и тот же ритм, затем резко меняла его и вновь возвращалась к прежнему темпу, словно торопилась сказать что-то запретное между фразами заученной наизусть песни. Я вспоминала море и снова засыпала, или, подойдя к окну, смотрела на черный шар. Он символизировал нечто простое и неизбежное, я не знала этому названия, но была очень хорошо знакома: запустение. Тогда я пела фальцетом песенку, которую придумала сама в утешение черному шару:
Кошка лунная на ветке,
Покажи, где твои детки?
Покажи мне свои глазки
И свой зонтик вместо маски!