Крупные серебристые капли усеивали арабески перил, окружавших балкон, где на полу подпрыгивали сотни иголок - беспрестанно и торопливо били крошечные фонтанчики. Все журчало, шепталось, посвистывало, и какое-то чмоканье доносилось из сада, где на поверхности луж лопались большие пузыри. Я прижимала нос к стеклу, неприятно пахнувшему, как все стекла, и смотрела на этот пейзаж из хрусталя, улиточной слизи и серого перламутра. Все это слезливое безумие проникало мне в самое сердце, мир казался большим глазом, плачущим в отчаянии, розового шара больше не было, а черный дрожал в одиночестве под дождем. Мне оставалась совсем скромная радость, робкая и трепетная - ощущать себя живой.
Белый потолок, вероятно, три на четыре метра, со временем стал светло-каштановым. Стены тоже каштановые, а обои, вздувшиеся из-за влажности, украшает старый геометрический узор в стиле модерн. Линолеум - темно-зеленый, потертый. Напротив одной из двух дверей, ведущих на лестничную площадку и в спальню, - новый холодильник: временный алтарь ослепительной белизны, на котором стоит стеклянная ваза с букетом розовых пластмассовых роз. Один из двух плетеных стульев в стиле Генриха II приставлен к стене, а другой - кстати, занятый - расположен перед столом, накрытым клеенкой с красными квадратиками, которые кое-где вытерты или выжжены кастрюлями, и размером приблизительно восемьдесят сантиметров на метр. Этажерка с облупившейся коричневой краской (отметим преобладание здесь коричневатых, шоколадных, землистых цветов, псевдокофейного с молоком и фекальных оттенков) возвышается на газовой плите марки «Фюльгюр», а угол комнаты занимает фаянсовая раковина. На этажерке - расписные кухонные металлические коробочки, кофемолка, рожок для обуви, стопка старых газет и одноцветная гипсовая статуэтка Лурдской Богоматери высотой около тридцати сантиметров. Буфет «Левитан» 1938 года, подновленный кремовой краской, завален кусками веревки, пробками, пузырьками с лекарствами, картонными коробками, мешочками, пакетиками, ножницами, выцветшими брошюрами, запутанными клубками шерсти - сущий хаос вокруг радиоприемника японского производства.
Над раковиной, на стене, перпендикулярной той, у которой стоит этажерка, висит туалетное зеркало, соединенное металлическими ножками со стеклянной полочкой, где находятся простой стакан и желтая зубная щетка, кисточка для бритья, разные тюбики, скорченные, будто в агонии, электробритва и липкие флаконы. В углу стеклянной полки висит серая тряпка в клетку и махровое полотенце с расплывчатым растительным рисунком. Под раковиной оцинкованное металлическое мусорное ведро соседствует с оранжевым пластмассовым, на котором никак не высохнет сложенная половая тряпка. На олеографии под стеклом изображена корзинка с котятами: у каждого на шее ленточка нежного оттенка. Вырезанная из журнала репродукция картины Леонор Фини