Мне захотелось увидеть Сетиа, и Фред пообещал отвести меня к Сами. В десять вечера, в потемках и под проливным дождем, мы взбирались по берегу, скользкому и будто намыленному. На наш зов явился старик с фонарем, изваянный
из света и тьмы. Его жилище представляло собой лабиринт досок и бамбука - сараи без крыши вокруг деревьев, включенных в их архитектуру. Я извинилась перед Сами за наш поздний визит.
— Ничего страшного, добро пожаловать... А вот и Сетиа. Днем он сидит в саду и даже не пытается спуститься к реке. Потрогайте Сетиа, ему будет приятно...
Я робко потрогала Сетиа, искренне надеясь, что это будет мое первое и последнее соприкосновение с крокодилом. Я нахожу весьма неуместной их привычку превращать ванную в столовую. Лежа неподвижно на куске линолеума, Сетиа смотрел на меня угрюмо и хитро. Быть может, он воплощал также Великого Крокодила Таронгари - хозяина подземных рек, пожирающего неосторожных путешественников?
— Сегодня Сетиа желто-белый, - сказал Сами, — значит, здесь самая молодая из женщин.
Часами, днями, неделями - нескончаемые берега джунглей, светло-коричневые волны Большой реки и бескрайнее небо. А затем - деревня, лавка китайца, погрузка мешков и корзин, разгрузка бидонов и картонок, и снова в путь: клотоки, клотоки, клотоки... Слышен лишь шум мотора, а вдалеке - крики птиц, барабанный бой цикад да звуки леса. На этой великой переправе, каковой является Махакам, мы встречаем и другие суда: ветхие плоты, где китайские семьи ютятся в тростниковых лачугах, пироги, dug-outs[16], джалуры, клотоки, tugboats[17] и большие медлительные баржи, словно утопленные в воде. Сидя перед штурвалом, находа управляет ногами, куря кретек[18] или жуя лук, ароматы которого доносятся до самой кормы вместе с монотонным речитативом Али, читающего вслух газету.
Я взбираюсь на крышу полюбоваться закатом. На горизонте громоздятся пурпурные тучи с золотистой каймой и кучевые облака аспидного цвета, Махакам преграждают стены фиолетового пара. Над верхушками деревьев парят божества и титаны, тая и рассыпаясь оперением фламинго. Первые калонги[19] и маленькие летучие мыши, обитающие в полых стволах мертвого бамбука, сотрясают воздух над рекой. Весь мир погружается в чернильную синеву, в ирисовый сок, углубляющий оттенки, и спускается по шкале темноты, пока, наконец, светляки не начинают проворно сшивать ночной бархат. Звезды - созревшие плоды, готовые упасть. Танцующая луна перебирается с одного берега на другой по излучинам реки, появляясь то здесь, то там. Клик ночной цапли отступает в заросли нипы