Утробу матери, в пещеру, в глубь земную,
И ищут, если брат им в крове отказал,
Кабаньих зарослей или медвежьих скал.
И павших кто сочтет? Сошла к ним смерть благая,
Им петлю, яд и нож и пропасть предлагая.
(Пер. М. М. Казмичева)
Глубокая скорбь поэта превращается в негодование, а негодование – в ярость, когда речь заходит о тех, кто, по мнению д'Обинье, повинен в страданиях Франции. Это папа, Карл IX, Генрих III, Екатерина Медичи, католическая Лига, Гизы, инквизиторы, сорбоннисты, иезуиты. И д'Обинье создает чрезвычайно резкие сатирические портреты вдохновителей и прислужников католической реакции («Монархи», «Золотая палата» и др.). Он обличает их, издевается над ними, осыпает их злыми сарказмами. Люди, запятнавшие себя кровью Варфоломеевской ночи, уже не люди, но «адские чудовища». Д'Обинье описывает страшную резню, прокатившуюся по многим французским городам («Мечи»). Одна мрачная картина следует за другой. Поэт видит горы трупов и зарева пожарищ. В кровавый поток превратилась Сена. Лувр стал огромным эшафотом. От убийств содрогаются Орлеан, Лион, Труа, Руан и другие города.
Д'Обинье вспоминает прежние выступления против тирании католической церкви – альбигойцев, гуситов и прочих защитников «истинной веры», восхищаясь их беспримерным мужеством. Он предвещает время, когда гнев божий сокрушит безумный Вавилон. Уже многим воздал Господь за их преступления («Отмщения»), а в день Страшного суда никто не уйдет от справедливого возмездия. Сама обесчещенная людьми природа взывает к небесам о мщении («Страшный суд»):
Кто прячется, бежит от божьего суда?
Теперь вам, Каины, не скрыться никуда!
(Пер. В. Я. Парнаха)
Так на закате Французского Ренессанса появилось произведение, страстно протестовавшее против тирании инквизиции, беззакония властей и той бесчеловечности, которая воцарилась во Франции в годы религиозных войн. Сила д'Обинье в том, что он защищал не только гугенотов, но и попранную человечность, не укладывавшуюся в узкие конфессиональные рамки. В этом он прямой наследник великих гуманистов эпохи Возрождения. Но гуманизм д'Обинье пропитан горькой скорбью. К тому же д'Обинье не был прекраснодушным мечтателем, искавшим спасения на блаженных островах поэтического вымысла. Он был активным участником трагических событий. Его поэзия врывалась в жизнь. Такая поэзия не могла быть галантной и изящной. Поневоле она была мужественной и суровой. А тем, кто укорял его за это, д'Обинье отвечал:
Тому, кто скажет мне, что раскаленный стих
Из крови создал я и из убийств одних,
Что ужас только там, свирепость и измена,